Завершены «работы по сохранению памятников деревянного зодчества» на ул. Маяковского № 11-13. Я не случайно взял эту формулировку в кавычки.

Хотя именно такая формулировка фигурировала на заборе, окружавшем эти памятники. А если заглянуть за забор, то можно было увидеть, что никаких памятников нет, а на их месте вырыт котлован под новое строительство. Но, как известно, у нас много что на заборах пишут.

Все уже привыкли, что нельзя верить всему, написанному на заборах.

Потом внешнее подобие фасадов памятников всё же появилось. Так давайте разберёмся — то, что построено, это всё-таки памятники или не памятники? Чтобы это понять, нужно знать, каковы критерии памятника.

Когда-то реставрация была наукой, а не только направлением деятельности проектировщиков. В те времена и были выработаны критерии. Главным из них всегда признавалась подлинность памятника (аутентичность). Причём подлинность складывается из подлинности замысла, подлинности материала и подлинности мастерства. То есть в памятнике деревянного зодчества в идеале все венцы должны быть изначальными.

Если уж возникнет техническая необходимость, то отдельные венцы можно заменить, но это должны быть такие же брёвна, с такими же врубками, и они должны оставаться элементами несущей конструкции сруба.

ФОТО: https://omchanin.livejournal.com

В данном случае на месте деревянных домов построено каркасно-монолитное здание. Дело не в том, лучше оно или хуже, чем несущий сруб, а в том, что это другое конструктивное решение.

Поэтому ни об одном из критериев подлинности здесь говорить не приходится.

Правда, надо сказать, что новое каркасно-монолитное здание поверх новых кирпичных стен облицевали брёвнами, в том числе частично историческими. Но это не было сборкой разобранных исторических срубов. Хотя срубы перед разборкой маркировали, но заниматься их системной разборкой быстро надоело, тем более, что это делали случайные люди. Поэтому их доламывали экскаваторами так, что брёвен не хватило даже на главные и боковые фасады. При этом все исторические врубки были сломаны. Венцы ставили без учёта маркировки, вперемешку, уцелевшие венцы порезали на более короткие простенки. Угловые соединения нельзя назвать врубками. Они грубо сделаны бензопилой с огромными щелями. Видимо, рассчитывали на то, что углы зашьются…

Но наши предки почему-то, даже когда сруб шёл заведомо под обшивку, делали врубки безупречно точно. Так что говорить о подлинности мастерства тоже не приходится.

Подлинный замысел фасадов воспроизведён достаточно точно. Даже изначальные парадные входы восстановили. Но только ли фасадами интересен памятник? В данном случае формально, да. Но по большому счёту памятник интересен в своей целостности. Иначе он не является документом эпохи. Изначально это были дома для рабочих водоканала. Сейчас, заглянув за фасад, я увижу торговые залы, и никогда не узнаю, как жили рабочие в 1927 году. Если бы памятники сохранились целостно, вместе с планировочными решениями, то я мог бы сравнить, лучше ли стали жить рабочие спустя почти 100 лет.

Сейчас достоверно я могу утверждать только то, что фасады были красивее. То есть от подлинности замысла тоже мало что уцелело.

Но наука наукой, а практика практикой. Эти дома, сейчас соединённые в один, являются частной коммерческой недвижимостью. Причём история начиналась с того, что застройщик расселил их за свой счёт. Так что требовать от него создания музейных экспонатов будет нечестно.

Кроме того, в отличие от некоторых владельцев памятников, которые их заведомо гноят или сносят по беспределу, эти застройщики ни разу не отступили от закона. Они за свой счёт проводили архитектурные конкурсы, советовались с профессиональной общественностью. В конце концов они согласились умерить свои аппетиты и отказались от строительства масштабного объекта под видом «реставрации» памятников. Хотя их соблазняли проектами высоток с «нарисованными» на них фасадами памятников. Реализация этих проектов сулила хорошую прибыль. А то, что сделано сейчас, окупится неизвестно когда. Помножьте понесённые затраты на потерянные годы, и коммерческий результат проекта становится ещё менее радостным.

Но тем не менее проект реализован. Все требования предмета охраны соблюдены. С точки зрения закона претензий нет. Уцелевшие брёвна на месте. Наличники хоть и сделаны новые, но выполнены безупречно. Можно спорить о деталях. Например, в деревянном зодчестве никогда не было откосов. Наличник всегда ставился непосредственно на окно. Поскольку в данном случае сруб бутафорский (формально кроме архитектурной декорации он играет какую-то роль в утеплении стен), то окна стоят в кирпичной стене за ним. К наличникам подходит глубокий откос, иногда даже под отрицательным углом. Мне лично такие окна напоминают, извините, впалые глаза покойника.

А возникшая между домами вставка меня не очень смущает. Она нейтральна по архитектуре и не претендует на роль в ансамбле.

Да и с точки зрения научной методики реставрации есть положительные тенденции, во всяком случае в сравнении с предыдущими аналогами.

Их в Омске было два. Это «перенос» памятника деревянного зодчества с Узкого переулка, 6 и «реставрация» дома Чкалова, 40. В обоих случаях от памятников ничего не осталось (хотя на Чкалова, 40 сохранилась часть наличников). Более того, срубы там имитировали «еврогорбылём» (блокхаус), который по масштабу и виду никак не соответствует бревну. Работать с бревном там было просто лень. Это трудоёмко и затратно. Здесь осталось, хоть и в бутафорской роли, старое бревно, и его подлинность очевидна. К тому же здесь, в отличие от предыдущих случаев, нет грубых ошибок в пропорциях, не искажены и не пропущены детали. Да и дома остались на месте, в отличие от дома с Узкого переулка, и их не «разнесло» в размерах, как дом на Чкалова.

Если такая тенденция сохранится, то в следующий раз сделают ещё лучше, а потом совсем хорошо. В качестве последнего примера почти научного подхода к реставрации хочу отметить дом на Пушкина, 6. Он остался абсолютно аутентичным, с исторической планировкой.

В качестве вывода о реставрации на улице Маяковского могу сказать, что повода для гордости нет. Нельзя сказать, что памятники совсем утрачены, но и нельзя сказать, что сохранились. Всякий компромисс состоит из уступок. А компромисс между наукой и коммерцией обычно не в пользу науки. Да и коммерсанты на этом не разбогатели. Так что результат патовый.

Радует одно, что могло быть и хуже.