Спектакль «Братья Ч» по пьесе Елены Греминой в постановке режиссера Тимура Насирова. Норильский Заполярный театр на гастролях в Омске в июле 2015 г.

Под буквой «Ч» в названии спектакля таинственно скрывается фамилия Чеховых, самый известный из которых писатель с мировым именем Антон Павлович Чехов. Казалось бы, для всякого русского он не требует особого представления, но постановщики поставили себе задачу «стряхнуть налет академизма с биографии А.П. Чехова». Поскольку он действительно был избран в 1900 г. почетным академиком, то, следовательно, создатели спектакля собрались, по меньшей мере, исправить эту ошибку и лишить его звания академика.

Приходится напомнить общие сведения о семье Чеховых, в которой было пять братьев – писатель Александр (1855 - 1913), художник Николай (1858 - 1889), Антон (1860 - 1904), педагог Иван (1861 - 1922), писатель Михаил (1868 - 1936) и сестра художница Мария (1861 - 1957). В независимом интернете нетрудно найти сведения, что все братья и сестра Чеховы были высокоодаренными и высокообразованными людьми. Мать училась в таганрогском частном пансионе, где обучалась наряду с прочим хорошим манерам и танцам. Отец прекрасно играл на скрипке, Маша аккомпанировала на фортепиано, все пели. Дети выросли отзывчивыми к чужому горю, уважительными, с детства любили природу и окружающий мир. Сам Антон Павлович занимался благотворительностью, участвовал в прокладке шоссейной дороги, на свои средства лечил больных, построил три школы для крестьянских детей, в 1889 г. награжден орденом Станислава III степени «За отличное усердие в делах народного просвещения».

В пьесе речь идет только о двух братьях Антона – Александре (артист Роман Лесик) и Николае (Николай Каверин), поскольку выполнялась задача очернить Чеховых, а они оба давали повод к этому пристрастием к алкоголю во втором периоде жизни. О братьях Михаиле, Иване и сестре Маше даже не упоминается, т.к. Елена Гремина при всем старании не смогла найти ничего порочащего их.

Как же представлены Александр и Николай в спектакле? Уже во вступлении от автора открытым текстом сказано: «Александр все действие пьесы пытается бросить пить и переживает алкогольную абстиненцию. Николай некрасив, обтрепан, неряшлив, всегда немного пьян и под кайфом. Николай рисует Наташу (Юлия Новикова), она достает бутылку из недр юбки. Николай жадно пьет, дает Наташе, пьют». Театр не только следует указаниям автора, но и усугубляет сказанное. Так, бутылку «из недр юбки» достает не сама Наташа, но Николай вульгарно опрокидывает ее на стол, долго шарит у нее под платьем и, наконец, извлекает флакон водки. Дальше по тексту: Наташа расстегивает блузку, достает пузырек с опием и оба причащаются из него. Появляется Антон (Денис Ганин), толкает Николая, тот падает. Антон снимает с него сапоги, извлекает из них уже успевшую оказаться там каким-то образом бутылку водки и выливает содержимое на землю. Сапоги он сдернул с брата, чтобы тот не куда не ушел, а работал над заказанной ему картиной.

Александр изображен не только законченным алкоголиком, но и сексуальным маньяком. «Вообрази себе, что после ужина я наяриваю мать своих детей во весь свой лошадиный penis, а отцу твоему вздумалось зайти запереть окна», – сообщает он Антону, и оба смеются. В другой раз Александр рассказывает уже при всем обществе: «Купил я себе в аптеке гандон, но только хотел надеть его, как он при виде моей оглобли лопнул». Между нами говоря, интернет бессилен объяснить, что же по придумке Греминой купил Александр в аптеке. Вероятно, это какое-то живое существо, способное видеть и пугаться от зрелища оглобли. Однако сама Гремина не из пугливых, ее, похоже, оглоблей не испугаешь.

Трудно поверить в то, что такую похабщину способна писать женщина, Елена Гремина, которую преподносят сегодня выдающимся драматургом. Что-то зловещее угадывается в ней, и не только потому, что речь идет о братьях Антона Павловича, но об элементарной пристойности вообще. В финале спектакля она вложила в уста Александра такие матерные стихи, что воспроизводить их здесь нет возможности. Приходится в очередной раз удивляться, что выходят законы о запрете мата в общественных местах, в СМИ и даже специально в театре, но нет на них ни малейшей реакции со стороны театрального руководства или прокуратуры. Вместо того чтобы запретить или хотя бы оштрафовать бесовщину, сквернословов осыпают цветами.

Каким же был Александр на самом деле? При своей склонности к алкоголю, биографы свидетельствуют, что его характеризует личная порядочность, благородство и феноменальная образованность, литературный вкус и талант. Он был темпераментным популяризатором науки и просветителем. Не чуждался Александр и физической крестьянской работы. В дневнике отца нередко можно встретить о нем записи: пашет, сеет, косит, возит навоз в сад. Налицо вопиющая, возмутительная клевета Елены Греминой и театра на брата классика русской литературы.

В спектакле братья и отец их (Александр Глушков) сами обличают друг друга, прямо или косвенно. Говорит Александр: «Нам в лавку из нумеров приносили спитой чай пополам с мусором. Все это высыпалось на стол, и мы доставали из чая волосы, обрезки ногтей, веточки, всякий сор, чтобы потом продавать этот чай снова. Антоша лучше других знал, как обжулить покупателя». Отец добавляет и поддерживает: «На Антошу можно было положиться. Саша, Коля, берите пример с Антоши. Таланту не дал Господь, а пишет день и ночь».

Жуликоватый в прошлом Антоша, наконец, пытается осуществить главную аферу своей жизни – жениться на богатой еврейке Дуне (Евдокии Исааковне Эфрос). Не по Сеньке оказалась «элегантная еврейская девушка из богатой семьи, получившая блестящее образование». Нельзя не обратить внимания на то, что Дуня (Анна Шимохина) оказалась единственным персонажем, о котором сказано с такой любовью и уважением. Дуня – реальное историческое лицо, она, как бы собираясь спасти бедствующую семью Чеховых и жертвуя собой, уже готова была принять христианство, но отец пообещал проклясть ее, и сделка не состоялась. От такого удара Антон Павлович Чехов якобы не оправился до конца жизни. Такова версия автора пьесы и создателей спектакля. Между тем, история с намерением Антона Чехова жениться на Эфрос имела место, но она была лишь одним из его увлечений и не имела ничего унизительного. По версии театра Антон не оставляет мечты жениться на богатой невесте (idee fixe) и после отказа Дуни признается ей: «Мне надо жениться не на еврейках с длинным носом, а на купчихе. Я ее, анафему, обдеру, как липку». На самом деле А.П. Чехов зарабатывал себе писательским трудом и даже помогал многочисленным родственникам. Автор пьесы переносит на А.П. Чехова черты иного, чуждого русскому менталитету стремления к корыстолюбию и мздоимству. Реальным историческим лицом является, между прочим, и Наташа – Наталья Александровна Гольден. Автор пьесы чернит ее («далеко не красавица, одета неряшливо, безвкусно», спаивает Николая) только потому, что она выйдет потом замуж за Александра и станет одной из Чеховых, на которых, дескать, негде ставить клейма.

От писателя Антона Чехова не оставляют камня на камне, приписывая уничтожающую оценку самому любимцу читателей: «Я никогда не нравился себе. Я не люблю себя как писателя. Хуже всего, что я каком-то чаду и часто не понимаю, что пишу». Итак, Антон Павлович склонен к идиотизму.

С нескрываемой ненавистью спектакль порочит не только писателя, но и всю семью Чеховых. Показателен еще один эпизод издевательства над Чеховыми в бытность их в Таганроге. Николай, задыхаясь от смеха, рассказывает принародно: «У нас в чане с деревянным маслом крыса утонула. Так отец позвал попа, освятил масло иконой Успения Богородицы и пустил его в продажу». Все хохочут, кроме Дуни, потому что она нравственнее выше всех Чеховых вместе взятых, и Антон не годится ей в подметки.

Вообразите, Елена Гремина придумала назвать икону именно Успением Богородицы. Ведь слово «успение» в переводе с церковно-славянского означает погружение в сон, мирную кончину, подобную сну. Она намекает на то, чем может закончиться потребление масла после пребывания в нем крысы. Для полноты образа она по-иезуитски добавляет, что отец Антона пытается благословить брак Антона и Дуни той же самой иконой, ставя в один ряд и с теми же последствиями крысу и сватовство Антона.

В финале убогий сын Антон произносит приговор в адрес своего отца и всего рода Чеховых: «Как смеешь ты. Какой именно род! Чеховы мужики, их помещики драли. Твоего попашу пороли розгами. Нашего деда, который жену поедом ел и драл за косу, самый и каждый последний чиновничишка бил в морду. В морду, в морду! Битые морды, поротые задницы! Это мы. Вот твое наследство, купец второй гильдии – рабская, гнилая кровь. Спасибо тебе. Я боюсь жизни. Всего боюсь. Это ты, папа. Ты затравил нас, забил с детства. Брат мой, не роди больше. Кому нужны твои идиоты. Не надо нам с тобой иметь детей. Пусть нами кончится проклятый род Чехова». После этой фальшивой тирады, вложенной в уста Антона Еленой Греминой, отец бьет его по лицу. Чтобы вернуться к исторической правде, достаточно сказать, что с женой Ольгой Книппер-Чеховой, актрисой (1868-1959), А.П. Чехов мечтал иметь детей, но дважды беременность ее не смогла закончиться благополучно. Об отношении же к отцу свидетельствует запись в дневнике А.П. Чехова, сделанная после смерти отца: «Жаль отца. Грустная новость опечалила и потрясла меня глубоко».

Бредовые фантазии Елены Греминой не имеют предела. Оказывается, будущий врач, лечивший зачастую больных на свои средства, мучил в детстве животных. Он сознается Дуне якобы о своей никчемности: «Да-да, сеченый, мучивший животных, лицемеривший и Богу, и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества».

До какой же низости и гадости смогли опуститься автор пьесы Елена Гремина и режиссер Тимур Насиров в глумлении над Чеховым – русским национальным достоянием. Следовало бы последовать примеру автора пьесы и воскликнуть в адрес таких «творцов»: «В морду, в морду!», но матерящаяся Гремина – какая ни на есть женщина и у ней, конечно, ни морда, а лицо, хотя держаться от нее следует подальше. Что касается артистов, с них, как повелось, взятки гладки. Они играют азартно, страстно, так, что спектакль следовало бы назвать не «Братья Ч», а – «Братья черта».

Действие развивается стремительно, увлекает. Сценография замечательна, несмотря на скудость бутафории: стол, стулья, ведро с водой, школьная доска и мел. Мизансцены отлично выстроены, продуманы, неожиданны. Вот Николай восклицает: «Николай харкает кровью!» и в этот момент он с размаху выплескивает из ведра воду на стол с сидящими людьми. Эффект потрясающий, найден оригинальный режиссерский прием, передающий драматизм напряженного момента, угрожающего смертью персонажа.

Но ради какого содержания все эти старания режиссера и актеров? Мерзость – вот его содержание. Мерзость, согласно «Полному церковно-славянскому словарю» есть языческое божество, идол. Языческий обряд идолослужения осужден еще в книге пророка Даниила (Даниил 9, 27) и в Евангелие от Матвея (24, 15-21), где сказано: «Когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте…тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы…ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет». Спектакль сродни идолослужения, дошедшего до нас со времен пророка Даниила, предрекавшего «окончательную гибель опустошителя». На фундаменте творческого наследия А.П. Чехова театр из Норильска воздвигнул пошлого, зубоскалящего и клеветнического идола, оскорбляющего, если и не святое место, то русское самосознание точно. Только из непонимания своего ничтожества можно сочинить и поставить такой спектакль и пока, к сожалению, никто не принуждает бежать его создателей из России. Наоборот, они получают награды, цветы и аплодисменты.