На днях в Куйбышевском суде возобновились слушания по делу якобы одного из зачинщиков бунта в омской исправительной колонии № 6 в 2018 году.

Рядом с залом заседания терпеливо-обреченно сидела пожилая пара и молодой мужчина, с виду лет 30. Как оказалось, родители и двоюродный брат Апти Акиева — они должны были свидетельствовать в суде — дать характеристику сыну и брату.

Фото: «Инцидент Омск»

Коротко напомним суть дела. В октябре 2018 года в омской ИК-6 произошел бунт, в котором пострадали более 30 человек.

По официальной версии регионального УФСИН, «группа отрицательно настроенных осужденных попыталась склонить к неповиновениям положительно настроенных осужденных». Завязалась драка между «активистами» и «отрицательно настроенными» осужденными, в которой участвовали до 150 человек. Во время драки пострадали семь человек, один заключенный попал в реанимацию. На «отрицательных» завели дело по ч. 3 ст. 321 УК РФ («Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества»).

Статья весьма тяжкая, а наказание за нее — от 5 до 12 лет. В общей сложности по данному факту рассматривалось 30 уголовных дел.

К ответственности были привлечены 45 заключенных, им добавили сроки. Сами же заключенные жаловались на условия содержания и на нарушения их прав сотрудниками колонии — как говорили, «активисты» издевательствами и поборами многих довели «до ручки» и последовал «взрыв». История прогремела на всю страну, в колонию потянулись проверки разного уровня.

Но, как и предупреждал в своем комментарии известный правозащитник Алексей Федяров:

Людей в ИК-6 довели, те пошли на бунт. Последствия понятны…

Пока непонятно, какую версию выберет ФСИН, первая — про «отрицательно настроенных осужденных» — уж очень жалкая… Отберут 5-10 человек для показательного осуждения. В суд дело в отношении них направят примерно через год, чтобы забылся ажиотаж. Они тихонько получат свои 3-5 лет и поедут их досиживать. УФСИН, прокуратура и СКР области связаны между собой. Если поверить людям, разобраться в причинах отчаяния — надо будет отменять десятки отказных материалов, признавать незаконными сотни прокурорских ответов. На это не пойдут.

Официальные лица скоро выскажутся. Никому из «отрицательно настроенных» слова не дадут.

Марет Акиева, декабрь 2018 года, фото «Новой газеты»

Как говорится, в точку. Кто-то из участников пошел на сделку со следствием. А кто-то, как Акиев, отрицая свою вину — к бунту никого не склонял, увечий не наносил и, уж тем более, не является «паровозом» в этом деле — на сделку не идут. Наш корреспондент в декабре 2018 беседовал с матерью, Марет Акиевой.

Она рассказывала, что от сына осталась ровно половина — побоями и издевательствами его довели до полного истощения и попытки суицида.

Апти Акиев декабрь 2018 года, фото «Новой газеты»

Как он сам рассказывал в зале суда:

По надуманным предлогам дают взыскания и помещают в карцер, где я нахожусь в антисанитарных условиях. Угрожают, что, если не прекращу жаловаться, со мной сделают вещи, которые нормальному человеку чужды. Я объявлял голодовку с 5 по 17 декабря, а 12 декабря, после очередных провокаций со стороны сотрудников СИЗО, вскрыл себе вены — потерял много крови, у них «не было ниток зашить». Добавлю, что в 2017-м я уже находился в СИЗО-1 и подвергался пыткам — о чем и сейчас говорю не без страха за свою жизнь.

И всё это ради того, чтобы, как с его слов утверждают родители, во-первых, перестал жаловаться — обращений по инстанциям была масса и все остались без ответа — их показал адвокат подсудимого. Во-вторых, взял вину на себя.

Чтобы спасти жизнь сына, родители обращались к уполномоченным по правам человека не только в Омске, но и в Москве, и в Чечне. Писали Владимиру Путину, Рамзану Кадырову, председателю следкома России Александру Бастрыкину. Вроде помогло, сейчас не бьют — сын уже четвертый год сидит в одиночной камере.

Но, как грустно отметила мать, он скоро не то, что по-русски, он забудет как это вообще — разговаривать.

Заседание, как всегда, задерживалось — видимо, ждали обвиняемого — и адвокат все подробно и обстоятельно обсудил с родственниками, а позже, в зале заседаний, и с самим Акиевым.

Как оказалось, судьей по делу Акиева выступает никто иной, как Сергей Александрович Мурастов, который весьма гуманно подошел к рассмотрению дел некоторых «оборотней в погонах», закончившихся для последних весьма, так сказать, благополучно.

Но этот судейский гуманизм Мурастова, надо полагать, распространяется не на всех подсудимых, нося строго избирательный характер (см. Судья Мурастов вызывающе демонстрирует обществу гуманизм и снисходительность к офицерам-взяточникам. Почему?)

Омские взяточники-обэповцы Васильев и Дубровский получили практически минимальный срок — по три года лишения свободы за «покушение на мошенничество», вместо 9 лет, которые требовал прокурор. А за неделю до этого судья Мурастов оправдал двух сотрудников наркополиции — подполковников Управления по контрою за оборотом наркотиков УМВД России по Омской области Дмитрия Маныча и Станислава Лихачева. Офицерам было предъявлено тяжкое обвинение по статье «Превышение должностных полномочий, сопряженное с насилием».

Но, согласно решению суда, их вина оказалась «недоказанной»:

Первым выступал двоюродный брат Акиева. Он был сдержанно нейтрален: приехал, работал-учился, помогал родителям… Из колонии звонил, собирался выйти по УДО…

Мать, рассказывая о старшеньком — опора и помощник в семье с 14 лет — старалась не плакать.

Говорил, что всё у него хорошо, учится и работает и через несколько месяцев собирался выйти по условно-досрочному… И свидания давали, и передачи ему возили… Просил для других заключенных, кому как бы не носили, покупали и для них, кому говорил, где-то на 8-9 тысяч и передавали. Родни много — нас 26 человек — нам помогали. Так зачем ему бунтовать?

Вспоминая, что сын перенес в колонии и позже, как не крепилась, но слезы градом катились по лицу. И всё спрашивала:

— За что? За что его мучали? Мой сын ничего не сделал…

Последним выступал отец Апти. Он сразу предупредил:

— Я простой человек, умно говорить не умею. Да, мой мальчик оступился. Но он все время звонил и говорил, что учится и работает, старается, надеется, что скоро выйдет по УДО…

Он не плакал, но голос периодически срывался.

Мой дед всю войну прошел — с 1941 по 1945 — и он рассказывал отцу, как фашисты над людьми издевались. Но то фашисты! А за что били и пытали моего сына? …. Если что-то сделал — должен за себя отвечать. Если ты не делал ничего, как ты можешь подписать?

Адвокат:

— Скажите, подписка — это значит взять вину на себя?
— Да-да, взять вину. Предлагают ему взять вину… Он еще в первом письме писал, что челюсть никому не ломал. Если бы сломал, он бы так и сказал… Я не обманываю здесь.

Адвокат уточнил:
— У вас такие устои, что не принято детям в чем-либо обманывать отца?

Отец от волнения путаясь в словах, с сильным акцентом:

Конечно! Да я… да у нас никогда… стал бы я тут говорить. разыгрывать…

В заключении адвокат подсудимого подал порядка десяти ходатайств.

В частности, о пересмотре видео от 6 октября 2018 года, заявленное в дополнениях обвинения, опросе некоторых свидетелей, принимавших участие в октябрьских событиях, для «устранения некоторых противоречий». И, в том числе, запрос о состоянии здоровья подсудимого, поскольку это «врачебная тайна», а сам Акиев объяснить не может — ему только сказали, что вроде нужна операция. Какая, что — не знает, да и с русским языком проблемы.

Что не удивительно — как писали выше, он уже четвертый год сидит в одиночке.

Запомнилось выступление гособвинителя: «а-а-а-а, оснований а-а-а, для удовлетворения а-а-а, ходатайств» не усмотрела, все «а-а-а, ходатайства а-а-а, необснованные и а-а-а, не подлежат а-а-а удовлетворению», поскольку они приведут к «а-а-а затягиванию а-а-а процесса».

Ей-ей, протяжное «а-а-а» буквально после каждого слова невероятно «украсило» речь обвинения. Судья Мурастов был с этим «а-а-а» полностью солидарен и в удовлетворении всех ходатайств отказал.

Возникает вполне резонный вопрос: почему?

Неужели, ваша Честь, повторный «пересмотр» видео или «опрос некоторых свидетелей» для устранения возникших «противоречий», о которых просит  защита, помешают установлению Истины?

Нет, не помешают! Так в чем же тогда дело, г-н Мурастов?

Тогда адвокат сделал «ход конем»…

Подал ходатайство об отводе судьи согласно ч.2 ст. 64 уголовно-процессуального кодекса, поскольку все ходатайства, направленные «на установление истины», были отклонены в суде «с одной и той же формулировкой», без обоснованности и мотивировки. В том числе: «не было озвучено ни одного положения, на которое бы ссылался судья при разрешении того или иного ходатайства. Соответственно, действия суда в части разрешения ходатайств носят незаконный характер… Данные действия направлены для создания препятствий для справедливого, всестороннего рассмотрения уголовного дела…

Суд, в принципе, ограничивает сторону защиты в предоставлении доказательств:

— С учетом резонансности этого дела люди, допрошенные в качестве свидетелей, люди, допрошенные в качестве потерпевших неоднократно указывали на то, что когда они находились в исправительной колонии № 6, на них оказывалось давление сотрудниками ФСИН и следствия, были подделаны протоколы допросов… Явно прослеживается обвинительный уклон и личная заинтересованность в исходе уголовного дела…

Я лично вижу, что сторона государственного обвинения работает с председательствующим в связке и стороне защиты приходится быть оппонентом и противодействовать не только стороне государственного обвинения, но и непосредственно бороться — иначе я не могу сказать — и с судьей и с государственным обвинением. Потому что это единый механизм, который направлен против стороны защиты. Полагаю, что суд занял позицию, направленную на вынесение явно обвинительного приговора моего подзащитного, потому что не дали возможность предоставить доказательства невиновности, непричастности моего подзащитного.

В связи с этим полагаю, что решение заведомо будет носить обвинительный характер, а так же будет несправедливое, необоснованное и необъективное…»

Ответно-пространная речь обвинения свелась к ожидаемому:

— Доводы и массивы, которые приводит защита, я нахожу несостоятельными, голословными и не подтвержденными какими-либо объективными данными.

По её сугубому мнению, суд всё мотивировал и обосновал. Если «таковая позиция не устраивает защиту — это не является обстоятельством того, что суд каким-то образом заинтересован в том или ином исходе по настоящему делу.» 

— Поэтому, ваша честь, я не усматриваю какой-либо заинтересованности председательствующего в рассмотрении настоящего дела.

Как итог:

— Я, ваша честь, не усматриваю оснований для отвода суда и полагаю, что защита не предоставила каких-либо объективных данных, позволяющих уклониться в объективности рассмотрения данного дела со стороны председательствующего.

К мучительному «а-а-а» через слово добавилось «э-э-э» и это слегка разнообразило отказ обвинения.

Судье Мурастову понадобилось 15 минут для вынесения постановления: заявление адвоката Демина В.А об отводе судьи Куйбышевского районного суда при рассмотрении уголовного дела — оставить без удовлетворения.

Адвокат заявил последнее на данном заседании ходатайство:

В связи с тем, что стороной государственного обвинения был предоставлен отказной материал на предмет оказания давления со стороны следователей, ходатайствую о предоставлении возможности моему подзащитному ознакомиться с данным материалом. Это необходимо для подготовки моим подзащитным к прениям.

И его — видимо, для разнообразия — удовлетворили. Был объявлен перерыв до 15-00. Адвокат было заикнулся:

— Ваша честь, но в 15-00…

Судья оборвал:
— Перерыв до 15 часов.
И повторил с нажимом:
До 15 часов перерыв, поэтому я не советую вам заявлять каких-либо ходатайств. Наше судебное заседание…
Демин попытался вклиниться:
— А вы можете…

Но Мурастов, не обращая внимания, продолжил речь:

У нас судебное заседание ограничено каким-либо временем: двенадцатью часами, тринадцатью — у нас имеется рабочий день. Вы потом, при согласовании данного судебного заседания настоящего, не заявляли каких-либо судебных заседаний. Поэтому перерыв до 15 часов.
— Я заявил ходатайство и ставлю сразу вас в известность…

Судья в очередной раз перебивает, с нотками раздражения, педалируя голосом:

— Я вас тоже поставлю в известность и уже неоднократно поставил, что при рассмотрении настоящего дела суд вправе реагировать на ваше поведение как по ходу судебного следствия, так и во всем остальном. Перерыв до 15 часов.

В итоге, ввиду отсутствия адвоката — у него был другой процесс — слушание дела отложили до 31 января. И стоило копья ломать?

Или это со стороны судьи была маленькая «месть» за отвод и попытка «поставить на место» адвоката?

Как бы то ни было, БК55 продолжит следить за этим пристрастно беспристрастным процессом.

Ульяна Нескорова