Спектакль «Апрельский романс» в постановке главного режиссера Максима Кальсина по пьесе новосибирского автора Дмитрия Рябова.

Нет интереснее занятий, чем разгадывать замыслы режиссера. Когда в царской России цензура пропускала пьесу где-нибудь в Москве, то разрешение распространялось на всю страну.

Всё дальнейшее оставалось за артистами, которые должны были достойно передать текст. В советское время цензура была еще строже. Власть жестко контролировала не только пьесы, но и спектакли. Допускались лишь некоторые шалости режиссера в виде критических, но невинных намеков на некоторые явления современной общественной жизни. Например, притчей во языцех была любовь Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева к отечественным и иностранным наградам.

В последние же четверть века после отмены Ельциным цензуры в искусстве началась вакханалия, и в Россию хлынул поток ядовитого идеологического, религиозного и политического мусора. В это же время режиссеры взяли себе право ставить спектакли так, каким им заблагорассудится. Спектакли по одной и той же пьесе стали совершенно непохожими. Режиссеры даже начали щеголять друг перед другом необычностью своих постановок и получать за это награды. Если еще и тексты написаны такими же современными авторами, а режиссеры вступают с ними в непосредственное сотрудничество, тогда вообще кричи: «Караул!»

Спектакль «Апрельский романс» повествует об одной из частных сторон войны с фашистской Германией, а именно, об участии в ней девушек.

Как ни странно, с самого начала постановщики мешают зрителям понять их замыслы, стараются ввести в заблуждение. Вот как предлагает режиссер Максим Кальсин понимать свой спектакль: «Как перейти от войны к миру? Этот вопрос становится главным для четырех молодых девушек, ушедших на фронт и вернувшихся с тяжелыми ранениями в сибирский госпиталь». Эти слова тиражируются везде: в аннотации омского Пятого театра, Тамбовского театра, где Максим Кальсин поставил эту же пьесу; в интервью М. Кальсина и Дмитрия Рябова, на Омском телевидении и т. д.

Однако вопроса, названного Максимом Кальсиным, в спектакле нет ни главного, ни второстепенного. Главные вопросы совсем другие. Все девушки, а именно: Рая (актриса Анна Сотникова), Лида (Елена Заиграева), Ольга (Инга Кулик) и Тоня (Елизавета Кухтина) мечтают не о том, «как перейти от войны к миру», но из тыла вновь рвутся на фронт. В массе других такой настрой девушек вполне соответствует исторической истине, но собрать всех четверых в одной палате с одним и тем же настроением и тем самым создать видимость, что абсолютно все советские девушки были такими, это преувеличение.

Кстати, ни у одной из них не указана комсомольская или партийная принадлежность.

Исторические факты войны свидетельствуют о том, что не весь советский народ был охвачен единым порывом в стремлении на фронт, а тем более девушки. Только за первые месяцы войны немцам сдались более четырех миллионов солдат и офицеров и сотни тысяч их выступили на стороне немцев. О том же, что некоторые девушки и женщины вступали в близость с немцами, уже давно известно. Литераторы и киношники заклеймили их самым позорным образом.

Переборщили Рябов и Кальсин настолько, что представили двух девушек вовсе безрассудными. Не до конца излеченные сержант Лида с поврежденной ногой, которая не гнется в колени, и рядовая Тоня с сожженной кистью руки и обожженной до черепа головой, нарушая воинскую дисциплину, тайно готовят побег из госпиталя… на фронт. Тоня страстно мечтает, чтобы война не закончилась, и она еще успела бы повоевать. Нет, это решительно за гранью здравого смысла.

Нельзя же так, господа Рябов и Кальсин, издеваться над советскими девушками, представляя их полоумными.

На фото слева направо артистки: Е. Заиграева, Е. Кухтина и А Сотникова.

Настроенность на войну, а не на «переход от войны к миру» наиболее ярко выражает снайпер Раиса Ривкина:

«А я вот любила — в ХАРЮ пулей! Специально заряжала разрывной, чтоб РЫЛО вдребезги. Убивать их надо, каждый день хотя бы одного. Прицел под каску, — бах! — и мозги брызгами». Ей снится сон, как она привычно целилась фрицу в лоб, но попала ему в сердце, что очень расстроило её, т. к. «любила видеть, как у него МОРДА исчезает от разрывной пули». Таежные охотники убивают белок выстрелом в глаз, чтобы шкурку не испортить, Рая убивает немцев выстрелом в лоб, чтобы испортить образ Божий.

Ну, и дела.

Ненависть в словах Раи за пределами вообразимого. Откуда она? Нахожу: Дмитрий Рябов почти дословно цитирует знаменитую листовку известного советского писателя Ильи Эренбурга «Убей!», опубликованную в газете «Красная звезда» 24 мая 1942 г. Он пишет:

«Немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятие. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не промахнись! Не пропусти. Убей!»

Страшно, вероятно, было Эренбургу опровергать заповедь, данную пророку Моисею самим Богом: «Не убий», но вынуждали обстоятельства.

Листовка, возможно, помогала бить немцев, но нужно ли сегодня иллюстрировать ее на сцене? Сомневаюсь, что она будет способствовать поддержанию дружеских отношений с Германией, да и крепить мир внутри убывающего населения России, среди которого, заметим, много немцев. В Омской области есть целый немецкий район — Азовский

Раиса гордится, что она убила только выстрелом в лицо 96 немцев, не считая погибших от гранаты или умерщвленных ею иным способом.

На фото слева направо артисты: Олег Меньшиков, Елизавета Кухтина, Инга Кулик, Анна Сотникова, Елена Заиграева.

Нигде в своих объяснениях не поминает и не комментирует Максим Кальсин жестокость девушек, клеймит лишь фашизм вообще. Значит, он не видит ничего особенного в стремление девушек убивать немцев не меньше сотни на каждую, а которая не успела выполнить план, той продлить войну за пределы апрельского, майского и прочих романсов. Мамка подождет.

Мы подошли теперь вплотную к самому важному вопросу, который режиссер Максим Кальсин не просто обходит, а скрывает, оставляя разгадку только для посвященных.

Ключом к нему является всего-навсего перечень действующих лиц в программке. Кого собрал Дмитрий Рябов в госпитальной палате? Называю: немку Ольгу Шрайнер, еврейскую девушка Раю Ривкину и русских Лиду Клюеву и Тоню Виноградову. Казалось бы, ничего удивительного в этом нет, в жизни такое бывает, но на сцене по закону сценического искусства ничего случайного нет. Каждый персонаж символизирует свою нацию, свой народ и социальную группу. Нам осталось только понаблюдать, как Рябов и Кальсин характеризуют своих девушек и мы войдем тем самым в святая святых спектакля и замысел постановщиков. Задумаемся о, так сказать, пятом пункте советской анкеты, т. е. о национальной принадлежности персонажей.

Самая обиженная войной и судьбой русская девушка Тоня Виноградова. Кисть её руки не подлежит восстановлению и волосы опалены настолько, что уже никогда не смогут отрасти. Попросту говоря, у неё проблемы с головой. После разоблачения ее побега на фронт она решает повеситься… в туалете, и лишь бдительные выздоравливающие подруги по палате догоняют ее и отбирают веревку.

Русская Лида Клюева отличилась еще оригинальнее. У неё где-то на фронте ранее был любовником старший лейтенант Андрей Петров из Читы. В случайном разговоре её с немкой Ольгой Шрайнер выяснилось, что этот же, позднее капитан Петров был любовником и Ольги. Видать, красивый был парень из Читы. Он погиб в Венгрии на глазах Ольги. Казалось бы, девушки могли и подружиться теперь, связанные общим воспоминанием о хорошем человеке. Однако произошло неожиданное. Лида, узнав от Ольги, что она также была любовницей Андрея, набрасывается на лежащую в постели только что поступившую израненную немку и остервенело трясет ее, пока другие девушки не оттащили ее.

Приревновать до истерики Ольгу к убитому любовнику — как понять это? Похоже, у Лиды тоже что-то не в порядке с головой.

Никчемными выглядят обе русские девушки. Даже переводчица немка Ольга, да еще с отчеством Адольфовна, сначала окруженная презрением, оказалась значительнее их. У ней и звание выше — лейтенант, и родила она вскоре мальчика Андрея (Андреевича) от капитана Андрея Петрова, а изувеченные Лида и Тоня еще неизвестно родят ли когда-нибудь. Не ожидается ли для России демографическая яма? Немка родила к тому же от русского офицера и победителя — не это ли ее личная победа? Объективно говоря, рождение ребенка от немки и русского капитана дело замечательное, как свидетельство высшей фазы дружбы народов, это вам не «пуля в харю».

Раиса Ривкина с эренбурговской ненавистью к врагу не оставляет сомнений в том, что она еврейская девушка и достойная представительница своего народа. К финалу она вдруг выходит на передний план. Максим Кальсин подсказывает, что главным героем спектакля является хирург майор Хромов (Борис Косицын). Это не так, режиссер сознательно вводит зрителей в заблуждение. В фойе театра зачем-то даже разложили в витринах хирургические инструменты, никакого отношения к художественной стороне спектакля не имеющие — примитивная затея. Пугающие реальные инструменты дисгармонируют с темой «апрельского романса». Майор Хромов спасает, вероятно, многие сотни людей, но он лишь делает свою важную работу, как и большинство тружеников тыла.

Обратим еще внимание на военные специальности русских девушек. Клюева Лида — санинструктор, Виноградова Тоня — прожектористка, значит, в их обязанность не входило непосредственно задача убивать немцев и оружия им не положено. Следовательно, Тоня подсвечивала, Лида лечила, а убивала только Рая. Это ее победа, а зачем на фронт рвалась в апреле 1945 г. искалеченная Тоня, остается неизвестно. Тут нестыковка у автора Дмитрия Рябова.

При выписке из госпиталя младший сержант Рая приходит прощаться к майору Хромову и смотрится она потрясающе.

На фоне серых госпитальных кроватей она выделяется, как грозный символ победы: на ней с иголочки, ладно подогнанные юбка и гимнастерка, алая звездочка на пилотке, широкий ремень с пятиконечной звездой на пряжке, на груди медаль «За отвагу» и орден Славы — главная солдатская награда СССР. Заметим, на русских девушках нет ни наград, ни даже военной формы. Словом, она олицетворение самой победы.

Она единственная из четырех выписывается излеченной, и ее можно понять, ведь до ста убитых ей надо успеть убить еще четырех фрицев, пока не кончился апрельский романс.

На фото артисты Анна Сотникова и Борис Косицын.

Справедливо ли ей отдавать все лавры победы, не оставляя ничего русским девушкам? Безусловно, советские евреи сражались героически, но победа была одна на всех, мы за ценой не постояли.

Я хорошо помню победно возвратившегося из Берлина в феврале 1946 г. в орденах и медалях своего отца майора П. Л. Степаненко. Для меня, пятилетнего, он был зримым олицетворением победы, и сегодня я с глубочайшим уважением читаю из своего архива хорошо знакомую мне грамоту с портретом Сталина, обрамленным красными знаменами: «т. Степаненко Пантелеймон Леонтьевич приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина от 2 мая 1945 г. № 359 за взятие БЕРЛИНА всему личному составу нашего соединения, в том числе и Вам, принимавшему участие в боях, ОБЪЯВЛЕНА БЛАГОДАРНОСТЬ».

Больно уж неприглядно в спектакле показаны изувеченные русские девушки, но это, скорее, наш сегодняшний день, к чему приложил вначале свою руку меченый гражданин, жену которого, кстати, звали Раиса.

Спектакль основательно политизирован, но есть в нем и прекрасная лирическая страница, когда Рая приходит прощаться с майором Хромовым. В конце беседы он вдруг неожиданно просит у нее дать согласие на переписку, что означает сердечное признание. Рая решительно отказывает ему. Рае всего23 года, а грузному майору уже за пятьдесят, но дело здесь, скорее, в этнополитическом аспекте, мол, русский трудяга-майор не пара героической Раисе.

Диалог майора и Раи украшает спектакль и наполняет его подлинной человечностью, которой так не хватало на протяжении всего спектакля и которая, конечно, больше подходит к юной актрисе, чем жестокость снайпера.

После спектакля я выразил Анне Сотниковой восхищение её игрой, в которую она, конечно, вкладывала чисто женскую душевность и сердечность, не имея в мыслях и близко ту сторону любовных отношений, которую вижу и анализирую я, размышляя о задумках автора пьесы и режиссера. Это вне жизненного опыта актрисы и за горизонтом её мировосприятия. О каком-то пятом пункте забытой советской анкеты она, конечно, никогда не слышала, а в паспорте о своей, по всей вероятности, русской национальности она её не обнаружит, т. к. графа «национальность» оттуда благополучно изъята.

Интересен в спектакле и молодой артист Олег Меньшиков в роли инструктора лечебно-физической культуры (ЛФК) Ложкина, единственного в спектакле мужчины после майора. Он вызывает доверие с первого взгляда, тоже рвется на фронт, но для юноши это естественно. Он наивный, пылкий, но и способный подчиняться обстоятельствам военного времени. На нем простые брюки с широкими по моде предвоенного времени штанинами и рубашка с отложным воротником — и он уже типичный Витька с Моховой из песен Окуджавы или Высоцкого.

Автор Дмитрий Рябов и режиссер Максим Кальсин прикровенно преувеличивают вклад Раисы Ривкиной в разгром фашистов в сравнении с русскими девушками Клюевой и Виноградовой.

Ну, ладно, пускай, не каждый зритель обратит на это внимание. Вызывает удивление только чрезвычайная жестокость Раи Ривкиной. Она превосходит даже прогремевшую на весь мир листовку Эренбурга «Убей немца!», который позднее вынужден был разъяснять причины ее появления и оправдываться. Сегодня, в XXI веке такой показывать снайпера Раю нельзя. С ее «мозги брызгами» и «рыло вдребезги» она по милости Рябова и Кальсина превращает «ярость благородную» в садизм, а «священную войну» в сатанинскую месть. Как же она противостоит, к примеру, героям-комсомольцам Краснодонского подолья с их высоконравственным жертвенным подвигом.

Больше того, в ветхозаветной истории есть целый ряд героических женщин, которых можно поставить в пример. Юдиф отрезает голову пьяному полководцу Олоферну, спасая свой город от уничтожения ассирийцами, но не было в ее поступке наслаждения, а единственно возможный у нее тогда способ умерщвления врага. Рая в сто раз превзошла и ее. Спектакль стараниями постановщиков входит в противоречие с героическими образами иудейских библейских жен и перечеркивает их — перестарались.

Далеко зашли в своих опасных фантазиях господа Рябов и Кальсин, превратив рядовую участницу войны в злобную, хотя и очаровательную фурию, сделав ее главным персонажем.

Я спросил у хорошо знакомого мне талантливого артиста Бориса Косицына, кого он считает главным персонажем спектакля, и он, не задумываясь, повторил слова режиссера Кальсина: «Конечно, майора Хромова». Я возразил ему словами секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева «Борис, ты не прав» в адрес Бориса Ельцина, сказанные им публично 1 июля 1988 года на одном из заседаний. Борис Косицын удивился, не согласился, и я обещал ему рассказать подробней в своей рецензии, почему его персонаж майор не главный, что и делаю в этом материале.

Напоследок положу вишенку на торт. Заглянув в Википедию, я нашел, что фамилия майора Хромова происходит от прозвища «хромой», а в воронежском говоре «хромать» имеет еще значение «жить бедно, с нуждой перебиваться». Вот те раз. Автор пьесы подобрал герою, которого театр называет главным, фамилию, означающую — хромой и нищий.

Остается только позавидовать фамилии Раисы Ривкиной, которая имеет происхождение от имени библейской праматери Ревекки, украшенной умом, решительностью и другими славными качествами.