Мюзикл Омского музыкального театра «Попрыгунья» по рассказу А. П. Чехова с авторством Антона Конопелько. Режиссер-постановщик, он же главный режиссер театра и автор инсценировки Александр Лебедев, художник-постановщик Ольга Нутельс (СПб), дирижер-постановщик Сергей Воробьев.

Странное дело, постановщики не понимают, что они ставят. Режиссер Лебедев в порядке откровения делится сокровенным: «В этом произведении мы увидели конфликт двух миров — реальной жизни, в котором живет доктор-физиолог Дымов, и иллюзорного, который бесконечно важен для супруги Дымова Ольги Ивановны». Помилуйте, о каком иллюзорном мире Ольги Ивановны может идти речь?

Напомним содержание рассказа.

22-летняя Ольга Ивановна (артистка Кристина Дёмина) живет на содержании мужа Дымова (Александр Серков), который работает ради нее в двух больницах, в одной он лечит, в другой вскрывает покойников. Она вращается в среде литераторов, художников, артистов, музыкантов и прочей творческой интеллигенции и каждый день возвращается домой за полночь вместе с большой компанией мужчин. Дымов прерывает подготовку своей диссертации, с которой засиживается часов до трех ночи, встречает гостей одной и той же фразой: «Пожалуйте, господа, закусить» и уходит в свой кабинет.

В качестве закуски неизменно подается одно и то же: блюдо с устрицами, кусок ветчины или телятины, сардины, сыр, икра, грибы, водка и два графина с вином.

 

На фото свита Попрыгуньи.

Вся эта компания уезжает под осень на пароходе по Волге, и с ними единственная женщина — Ольга Ивановна. Здесь же на пароходе она отдается художнику Рябовскому (Джени Окропиридзе), которого давно присмотрела. В этом же путешествии Рябовский бросает соблазненную Ольгу, которая настойчиво пытается сохранить отношения, угрожая покончить с собой, но тщетно.

С возвращением в город Ольга не дает прохода любовнику, но в мастерской Рябовского, которого она уже привычно называла Рябушей, она застает других любовниц художника. Ничего не сказав мужу Дымову о своих сексуальных похождениях, супруга продолжает проводить прежнюю жизнь, просыпаясь в одиннадцать и возвращаясь за полночь. Дымов успевает защитить диссертацию, но наука Ольгу ни малейшим образом не интересует, и он умирает, заразившись дифтерией от мальчика, отсасывая трубочкой пленку из его дыхательных путей и пренебрегая техникой безопасности.

Спрашивается, о каком же иллюзорном мире Ольги может идти речь?

Разве привезенные ею рога для мужа не есть самая натуральная реальность? С другой стороны, в реальном ли мире живет вскрывающий покойников Дымов, которого режиссер-постановщик Лебедев называет «гениальным», и который отдал, как игрушку, свою жену для забавы ищущей приключений «гнилой интеллигенции». Какие-то странные представления имеет режиссер Лебедев, обещающий произвести в этот раз на зрителей воспитательный эффект. В каком мире живет сам-то режиссер Лебедев: в реальном или иллюзорном, различает ли он добро и зло, представляя людям такую героиню? «На проклятые вопросы дай ответы нам простые», — как сказал бы поэт Г. Гейне.

Не дает ответа режиссер, точнее, дает нечто невразумительное.

Судя по названию спектакля, главным персонажем является Ольга Ивановна — Попрыгунья, и чем же она воспитает нас? В ее образе представлена самая извечная проблема — супружеская измена жены, за что и сегодня в некоторых мусульманских странах публично побивают камнями. Ни малейшего осуждения поведения Попрыгуньи в спектакле нет и в помине, нет самого понятия греха, согрешила, как проплыла на лодочке по Волге.

Муж ее рохля Дымов, променявший жену на покойников, так же вряд ли станет для нас образцом. Постановщики видят в поступке Дымова жертвенный подвиг, но вот коллега его доктор Коростелев (Константин Черных) оценивает Дымова так: «Тех, кто на рожон лезет, по-настоящему под суд отдавать надо… Глупо… Так, сдуру».

Что касается соображений художницы-постановщицы Ольги Нутельс, то здесь нечто совсем доморощенное. Она пишет:

«Важно каждому зрителю в себе найти Ольгу Ивановну, ведь мы все, как и она, с порывами».

Вот те раз. Она признается тем самым, что вполне одобряет измену замужней женщины, мол, никуда не денешься, «порыв» случился, с кем не бывает. Не является ли это оскорблением для всех благочестивых и целомудренных женщин? К тому же у Ольги это не «порыв», а сознательная укоренившаяся тяга к греху блуда, судя по тому, что она неоднократно заявляет: «Этот человек (Дымов) гнетет меня своим великодушием!» Безнравственный художник Рябовский ее не гнетет, а гениальный и жертвенный муж гнетет — это ли не показатель морального облика красавицы.

Художница Ольга Нутельс продолжает:

«Это очень воспитательная постановка. В спектакле есть стиль, есть идея… В финале заплачут даже циники».

Увы, в антракте, чертыхаясь, ушли (второй день премьеры 2021 г.) 45 человек, так и не дождавшись момента, когда следует заплакать. Как видим, поиски какой-либо положительной идеи в спектакле обречены на провал, а как быть со стилем, за который она непосредственно отвечает как художница?

Все три плоскости сцены представлены абсолютно черными кулисами с приглушенным светом, наводящими уныние. Сцена совершенно пуста, нет ни единой декорации или бутафории. Есть лишь несколько устойчивых металлических табуретов, на которые часто вскакивают артисты, иначе им некуда себя деть. Есть несколько передвигаемых из газетной бумаги ширм, которые никак декорациями не назовешь, и о них я еще скажу ниже. Кто бывает в Музыкальном театре, тот знает, что спектакли его всегда отличались особой, иногда даже потрясающей красочностью декораций и костюмов многочисленных персонажей. Для зрителей не вопрос, были ли у театра финансы на постановку, или не были, они заплатили деньги за билеты и ждут показа художественного произведения.

Если не имел театр средств, то не надо было и затевать мюзикл, тем более рекламировать его, чем занялись сами постановщики, ну, а подобный «стиль» вызывает, по меньшей мере, недоумение.

Попрыгунья (актриса Кристина Демина) и литераторы (Илья Скляров и Антон Завьялов).

Ошибка спектакля заложена уже в попытке переложения рассказа Чехова на драматургический лад Антоном Конопелько, названного в программке автором спектакля. Дело это всегда неблагодарное и архисложное, и здесь оно не получилось. Текст Чехова сохранен, но он просто прочитан двумя персонажами, названными Первым литератором (Илья Скляров) и Вторым литератором (Антон Завьялов). Исполнение их азартно, виртуозно, но и дурашливо. Чтобы не наскучить зрителям чтением, бедняги гоняются то Первый за Вторым, то Второй за Первым без всякой надобности, вскакивают на табуреты, убегают и прибегают, меняют тон речи, словом, из кожи вон. Они больше похожи на клоунов или клубных затейников, что противоречит духу сочинения Чехова.

Персонажи Чехова списаны с реальных людей настолько тщательно, что все без исключения узнавали себя. Художник Исаак Левитан узнал себя в соблазнителе Рябовском и не разговаривал после этого с Чеховым три года, режиссер Александр Ленский также обиделся на восемь лет. Узнали себя певец Лаврентий Донской, граф Федор Соллогуб и другие известные и серьезные люди, но в омском спектакле они всего лишь шуты.

В рассказе упоминается около двадцати персонажей, а на сцене за них и про них читают и изображают два «литератора» в одних и тех же бытовых костюмах. В том числе они изображают и двух женщин — невесту телеграфиста и старуху, топившую печь, для чего один лишь приставляет к бедру лоскут красной ткани, а другой повязывается по-деревенски платком в том же мужском костюме и сгибаясь в три погибели, и — женщины готовы (художница всё та же Ольга Нутельс). Подобная хохма убрать большую часть персонажей чеховского рассказа и заставить двоих работать за себя и за тех парней ничем не оправдана.

Постановщики на пресс-конференции вскользь заметили, что число персонажей сократили с предосторожностью от заражения вирусом, что не соответствует действительности. Спектакль «Попрыгунья» эта же команда и по тому же сценарию поставила в Ростове-на-Дону еще семнадцать лет назад, когда над созданием короно-вируса еще только тайно трудились в поте лица ученые в различных лабораториях мира. Для того чтобы чтение по рассказу Чехова походило на мюзикл, его разбавили какими-то трагическими куплетами типа «ты обманул меня, ты разлюбил меня» или песенкой с повторяющимися словами «танец мотылька» под мягкие и проникновенные звуки оркестра.

Слова «танец мотылька», мне показалось, как нельзя лучше характеризуют весь спектакль, как его художественную сторону, так и не долгий век «танца» мотылька.

Оригинален финал. Сработали размещенные по сцене бумажные ширмы. Брошенная любовником Ольга Ивановна в состоянии истерии кидается на бумажную ширму, прорывается через нее, разрывая в клочья. Рвут и остальные ширмы-планшеты, напоминая использованные резиновые презервативы — прощай любовь! Плакали поэты средневековья, бледнеют чувства Франческа Петрарки к Лауре и Данте Алигьери к Беатриче.

Впечатляет и печальная сцена, над которой, судя по всему, должен был зарыдать зал. Высоко вверху давно висит белое женское платье, из которого, наконец, опускается длинною в десяток метров подол и накрывает лежащего как раз под ним умершего Дымова. В чем смысл подобной придумки: покойный Дымов под юбкой склонной к блуду жены? Не хватает слез у автора сего материала. Сложный образ создали постановщики, не ручаюсь за восприятие его зрителями, но у меня он ассоциируется с народной мудростью — подкаблучник — в каком-то женском варианте из фантазии постановщиков. Прощай Дымов, ты резал покойников, теперь сам стал покойником, зарезанным в какой-то степени по причине поведения непутевой жены-попрыгуньи.

Грех плохо говорить о покойниках, но и соврать нельзя. Дымов оказался полнейшим недотепой, дымом на ветру. Он и у Чехова невыразителен, а на сцене артист Александр Серков просто наводит тоску. Он часто, молча, сидит, а жена Попрыгунья рассказывает своим поклонникам и ухажерам: «Господа, посмотрите на его лоб! Дымов, повернись в профиль (он поворачивается). Господа, посмотрите: лицо бенгальского тигра, а выражение доброе и милое, как у оленя (с рогами). У, милый!»

Есть в этом монологе определенная дурость со стороны жены и унижение со стороны Дымова.

На репетиции: режиссер Александр Лебедев, Кристина Демина и Джени Окропиридзе.

Не дорабатывает и артист Джени Окропиридзе в роли любовника-искусителя. Он или не старается изобразить страсть, или не умеет этого сделать. Он как бы отрабатывает повинность, впрочем, отвадить от себя Ольгу Ивановну у него получается хорошо — в этом он груб и безжалостен.

Актриса Кристина Дёмина на своем месте, но я имел неосторожность перед спектаклем посмотреть советский фильм «Попрыгунья» 1955 года с актрисой, пользующейся всесоюзной любовью — Людмилой Целиковской в главной роли. Сравниться с ней в обаянии редко кому удастся. Она была нарасхват, достаточно сказать, что в числе целого ряда ее мужей были кумиры театра и кино Михаил Жаров и Юрий Любимов, а наша Кристина Дёмина пока остается величиной регионального значения. Ей пожелаем одного мужа на всю жизнь и дальнейших творческих успехов.

Не получился у постановщиков достойный спектакль. Если уж захотелось им ставить рассказы Чехова, поставили бы лучше мюзикл про девятилетнего Ваньку Жукова, который писал письмо «на деревню дедушки» о своем тяжелом житье. Там всё сподручней, и персонажей немного: Ванька, дедушка Константин Макарыч, сапожник Аляхин и его хозяйка, старая Каштанка и кобелек Вьюн. Главное, в рассказе есть лирическое начало — господская барышня Ольга Игнатьевна, которая научила Ваньку читать, писать и считать до ста. Представьте, сколько труда она в него вложила. Она даже научила Ваньку танцевать кадриль, что весьма умилительно. Умение Ваньки танцевать кадриль просто находка. Чем он не герой для мюзикла?

Уверен, Кристина Дёмина с удовольствием сыграла бы роль доброй барышни вместо блудницы Попрыгуньи. Все зрители бы плакали, печалясь о судьбе Ваньки, а вместе с ними, возможно, плакал бы автор этих строк и завидовал роману Ваньки.