Спектакль «Кориолан» Омского академического театра драмы по пьесе Уильяма Шекспира в постановке Романа Феодори.
Пьеса Шекспира необычна противоречивостью своего главного действующего лица римского полководца четырёхсотых годов до нашей эры — Кай Марция, по прозвищу Кориолан. Отважный, как лев, он, безусловно, достоин восхищения, но дело в том, что Кориолан питает нескрываемое презрение к плебеям, что уже не каждому по нраву. Он презирает свой народ, который исправно требует хлеба, но не желает сражаться за свою страну, и склонен к бунтам. Пьеса не зря востребована, она отлично вписывается в современную общественную жизнь.
Спектакль в целом адекватно воспроизводит пьесу. Кориолан (заслуженный артист РФ Михаил Окунев) жесток, резок, прямолинеен, не признает компромиссов. Будучи победителем, по закону своего времени он имеет право претендовать на звание консула, и сенат дает своё согласие на это. Кориолан уже готов облачиться в одеяние консула, но неожиданно народ, подстрекаемый трибунами Сицинием (народный артист РФ Валерий Алексеев) и Брутом (заслуженный артист РФ), решительно возражает, хотя только что прославлял его.
Ситуация эта, нельзя не заметить, повторяет классическую евангельскую историю о земной жизни и смерти Иисуса Христа. Он накормил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами, совершил другие чудеса, и народ израильский возжелал сделать его своим царём, с которым они были бы непобедимыми и всегда сытыми. И вот в Вербное воскресение они встречают его в Иерусалиме восторженными возгласами: «Осанна! Благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!» Однако уже через несколько дней они требуют от Пилата: «Распни, распни Его! Нет у нас царя, кроме кесаря!»
Аналогично поведение толпы (народа) и здесь. Шекспир, конечно, знал Евангелие и, возможно, прямо заимствовал этот сюжет. Кориолан вернулся победителем, и горожане кричат: «Пусть будет он консулом! Бог в помощь, благородный консул!» Прошло несколько часов и что же: «Смерть ему! Кончайте с ним! Взять его, схватить!» Лишь благодаря дипломатии патриция и друга Кориолана Менения (народный артист РФ Моисей Василиади) он избежал смерти и был лишь изгнан из страны.
Личности Христа и Кориолана, конечно, абсолютно несовместимы, но совершенно одинаковы отношения к ним народа, будь это иудеи в начале нашей эры или римляне за пять сот лет до её начала. Добавим, что таким же оказался многонациональный народ России по отношению к императору Николаю II или советские граждане по отношению к Иосифу Сталину. Народ легко создает себе богов и тут же с восторгом ниспровергает их. Эту главную мысль спектакля великолепно воплощает заслуженный артист России Александр Гончарук в роли… народа. Его виртуозная игра уникальна. Вместо семи горожан из пьесы Шекспира он один представляет их последовательно и всех сразу, меняя голоса, повадки, тон, имея в руках лишь одну трость, которая превращается затем в оружие. Он страшен, когда под звуки барабанов, широко расставив ноги и пригнувшись, движется на штурм хлеб предержащих патрициев. Он как будто сошел с гравюры Оноре Домье (1808-1879) «Восстание». Но вот возникает угроза собственной жизни, и он превращается в жалкую собачонку, поджавшую хвост.
Есть древнеримская поговорка: «Vox populi — vox dei» («Глас народа — глас божий»), как же она не соответствует действительности! Когда я пришел к такой мысли, мне стало как-то неловко, что замахнулся на мудрость древних греков и римлян, но ту же мысль я нашел и у Виктора Гюго, который, оценивая плебисцит в поддержку власти Бонапарта, писал: «Народ проголосовал. Это голосование? Это плебисцит? Можно только плюнуть — и пройти мимо». Демократия раскрыла своё истинное лицо особенно в наше время, в XXI веке. Народ в России в массовом порядке перестал ходить на выборы, видя бесполезность своей суеты. Демократия (народовластие) — лишь прикрытие для осуществления грязных дел владельцев финансов. Идея народовластия духовно и политически лжива.
Спектакль наводит на серьёзные размышления независимо от того, какие задачи ставили себе его постановщики. Они определяются самим текстом Шекспира. Не имея ни малейшего героизма полководца Кориолана, нынешние правители зато обладают в избытке цинизмом и бесстыдством. Пример подает, в частности, в России рыжий бес, вручивший плебеям бумажки, под названием ваучеры, и призывающий своих соплеменников и подельников: «Больше наглости!» Таким является на международной арене и мулат (потомок от смешанных браков белых и негров) Обама, лидер «самой демократической страны», оказавшейся самой подлой. Без всякого повода США бомбят любую страну, где бы она не находилась: в Европе, Азии, Африке. Демократы элементарно манипулируют массами (электоратом, обывателями, чернью, демосом), что подметил, оказывается, в свое время еще Шекспир. В спектакле оригинально, отдадим должное, представлено голосование за избрание Кориолана консулом. Он в белой до пят рубахе, а народ отдает ему голоса, оставляя на ней отпечатки своих ладоней, предварительно обмакнув их в краске.
Спектакль не о любви, без чего не обходится, кажется, ни одна пьеса Шекспира. В нем всего две женщины: одна жена Кориолана Виргилия (Анна Ходюн), другая его мать Волумния (народная артистка РФ Валерия Прокоп). Обе невыразительны, Виргилия по причине того, что такую роль отвёл ей Шекспир. У неё почти нет слов, и хореограф Анна Закусова нашла правильный выход в том, что Виргилия для выражение своих чувств к супругу совершает изящные пластические этюды.
Хореограф от души поработала и с устрашающим движением воинов (Олег Берков, Сергей Канаев, Сергей Сизых, Александр Соловьев, Егор Уланов) под звуки барабанов, с изображением военных баталий, от которых становится жутковато. Со вкусом представлено сражение Кориолана с достойным противником, полководцем вольсков Авфидием (Владислав Пузырников). Оно не перегружено подробностями борьбы, а представлено чисто символически. Остается в сознании сцена, когда женщины, ставшие вдруг вдовами (Марина Бабошина, Ирина Герасимова, Юлия Пошелюжная, Татьяна Прокопьева, Ольга Солдатова), ищут среди погибших воинов своих мужей, припадают к ним и беззвучно оплакивают их. Эта сцена не менее, а, может быть, и более лирична, чем выражение чувств Виргилии к своему супругу.
Что касается матери Кориолана Волумнии, то, при всей артистичности Валерии Прокоп, она не соответствует представлениям о том, что ее персонаж принадлежит к 300-м коренных родов, составлявших привилегированную часть римского населения. В ней не чувствуется подобающей великородности, знатности, величия. В кокетливом пальтишке и такой же шляпке, небольшого роста, она никак не воспринимается патронессой и матерью выдающегося полководца. Весьма неудачна, кстати, сценка, когда мать уговаривает Кориолана покаяться перед чернью, падает, а он на своем плаще тащит её по сцене — куда и зачем? Нет спору, в других ролях Валерия Прокоп безупречна: помещица Коробочка в «Мертвых душах», наркоманка в «Августе. Графстве Осэйдж», политическая дама в спектакле «Смерть не велосипед, чтоб ее у тебя украли» и во всех остальных постановках.
Артисты из числа мужчин все без исключения достойны похвалы, начиная с Михаила Окунева и Владислава Пузырникова и заканчивая молодыми могильщиками (Игорь Костин и Николай Сурков). Эти два последних, в свободных рубахах, по форме напоминающих кольчуги, ведут спектакль, забавно изображая как бы заставки к его различным сценам.
Весьма уместным кажутся костюмы воинов (художник Василина Харламова), они представляют нечто среднее между современной одеждой (майки, брюки) и стилизацией под нечто древнее, с подобием доспехов и боевых шлемов.
При всех отмеченных интересных решениях есть и неудачные, а то и просто нелепые. Так, рабочие сцены вносят ванну и огромные пластмассовые фигуры уток, Кориолан в рубахе и брюках садится в ванну, ведет беседу с матерью, затем встает, и ванну уносят. Что означает сия примитивная метафора? — Ничего, кроме желания режиссера Романа Феодори во что бы то ни стало удивить зрителя. К этому же разряду можно отнести и десяток чучел кошек, которых зачем-то расставляют по периметру планшета сцены, подсвеченному изнутри (художник по свету Тарас Михалевский). Создалось представление, что домашние хищницы были не мягкими игрушками из магазина для детей, а именно чучелами загубленных кошек.
Отдельного разговора достойно еще одно сногсшибательное изобретение режиссера. С высоты на сцену опускается блистающая красотой и чистотой стена, покрытая красной керамической плиткой и приделанной к ней парой современных писсуаров и парой же раковин для умывания. Нет сомнения, зрителя приглашают в мужской туалет. В него заходят явно отрицательные персонажи, народные трибуны Сициний и Брут с бокалами вина и начинают обсуждать интриги против Кориолана. Временами они поворачиваются спиной к зрителям перед писсуарами, включают воду и демонстрируют, что инженерная система действует безотказно. Режиссер имеет цель, конечно, подчеркнуть ничтожество этих людей, но не такой же дорогой ценой и так вульгарно. В интернете можно без труда найти фото сохранившихся общественных древнеримских туалетов, не имеющих ничего общего с современными. Возможно, в них и велись деловые разговоры, но здесь показан современный туалет, и, значит, зритель к нему имеет современное отношение, как к унижению персонажей. Хочется пожелать директору театра Миру Неоновичу Бывалину лучше передать этот праздничный туалет в пользование зрителей, хотя бы и без шампанского.
У Шекспира, понятно, никаких туалетов нет, и, тем не менее, характеристика этих персонажей дана еще глубже и ярче. Разочаровывает режиссер. К тому же артисты Валерий Алексеев и Сергей Оленберг используют в разговоре с зашедшим сюда патрицием Менением блатные и уголовные жесты и приемы в виде, например, попытки ударить оппонента головой или схватить его ниже пояса («взять на испуг»). Особенно убедителен Сергей Оленберг, у Валерия Алексеева заметно сказывается природная, а частью, вероятно, и приобретенная интеллигентность, он не из тех, кто любит обижать людей.
Не было бы необходимости останавливаться на столь шикарной стене туалета, но дело в том, что простенькие уличные туалеты типа сортир (sortir) на сцене академического тетра драмы появляются всё чаще. Из последних на сцене можно увидеть облезлую дверь туалета в спектакле «На чемоданах» (постановка января 2015 г.). В неё неоднократно с надеждой заходит важное действующее лицо Шабай, но так и умирает бедняга от запора, и вся деревня переживает и обсуждает причину его кончины. В 2014 г. на сцене нашего театра аналогичную эстетику показал театр «Гешер» из Тель-Авива в спектакле «Деревушка». Там торгует к тому же прекрасным навозом араб Саид, а коза (обворожительная актриса) «выкакивает» проглоченный чулок. Несколько лет назад в репертуаре нашего театра был спектакль «Три девушки в голубом» по пьесе Петрушевской. В нем sortir, стоящий посреди сцены, был главным объектом. Речь шла о трех сестрах, снимающих дачу, хозяйка которой субъективно не разрешала им пользоваться туалетом, а посылала в курятник, но там была опасность быть клюнутой петухом. Приходилось ходить на горшок, пока любовник одной из них не построил им собственный туалет. Спектакль тихо исчез из репертуара без пыли и запаха. Не получилось создать высокохудожественные образы сегодняшних трех сестер, и пародией на Чехова это не назовешь, а sortir отправлен на склад декораций до следующего случая. И это далеко не все примеры какого-то любезного сердцу отношения к человеческим испражнениям.
Откуда такая тяга к отходам человеческого организмам, к теме вовсе не традиционной для русского искусства. У русских, случись, где коснуться её, относятся к ней с легкой иронией и не больше: «сходить до ветру», «отдать долг татарину»… На сцене же в этих делах нет никакой иронии, уборные подаются с каким-то непонятным пристрастием. Намек на разгадку этой загадки я нашел в одной из мудреных книг, в которой дается ссылка на сочинение английского богослова Ляйтфута, который прочитал один из первых трактатов вавилонского Талмуда «Берахов» и удивился: в книге сотни раз толкуется об отхожем месте со всеми его принадлежностями. Оказывается, корни подобного влечения тянутся в древний Вавилон, а не просто так, чтобы унизить зрителя. Это зов души, зов предков, только вот русскому театру это чуждо, в нем экскременты слишком приземленная материя, ему подавай духовное.
Как бы то ни было, поместить одного героя в ванну, еще и без воды, а других отправить в туалет – не слишком высокий полет в творческом поиске режиссера, он местами ненамного выше унитаза. Создается впечатление, что всё достойное в спектакле осуществлено больше стараниями хореографа, художника, осветителя и, конечно, Шекспира, а не режиссера.
Заканчивается спектакль песней «Карманьола» времен французской революции. Написана она в 1792 г. и, значит, Шекспир её не знал, т.к. поторопился умереть в 1616 г., но он бы одобрил её в спектакле по своей пьесе. Исполняет песню актриса Марина Бабошина, которая в каждый спектакль вносит всегда что-то новое и неожиданное. Вот и здесь она вдруг запела, и это было не просто исполнение банальной песенки. Стоящая на возвышении посреди сцены поющая актриса символизирует революцию, как на картине Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах» (1830 г.), и зритель уносит в себе сомнения о пользе или вреде прошлых и будущих революций. Судя по изображенному Александром Гончаруком презренного народа, хорошего от революций ждать не приходится. Надо искать другой выход.
