Норильский Заполярный театр на гастролях в Омске в июле 2015 г. Спектакль «Снегири» по тексту Нины Садур в постановке режиссера Тимура Файрузова.
Женщины плохо разбираются в войнах. Вот, например, некая Юлия Тимошенко, демонических кровей, мечтает уничтожить атомным ружьём пару миллионов русских на востоке Украины, а такого ружья нет, еще не изготовили. Есть только Чернобыль и атомные бомбы.
Очаровательная драматург Нина Садур, крупный специалист по загробной жизни (пьеса «Панночка») и по чертовщине («Брат Чичиков»), вдруг переключилась на военную тему и, напротив, обратилась к прошлому. Она сочинила нечто под названием «Снегири», взяв фрагмент из романа В.П. Астафьева «Прокляты и убиты». В нём речь идет о новобранцах братьях Снегиревых (артисты Степан Мамойкин и Тимофей Тихонов), которые самовольно покинули воинскую часть, отправившись за харчами домой, где отелилась кормилица-корова. Через несколько дней они, счастливые, вернулись и были расстреляны по решению военного трибунала. В этом основное содержание спектакля.
С тончайшими нюансами показываются их переживания. Несмышленыши вначале и мысли не допускают о каком-то наказании, но после допроса особиста старшего лейтенанта Льва Скорика (Роман Лесик) становятся серьезнее. Потом тревожатся, видя, что кому-то копает могилу их товарищ, и они допытывают его, кому она предназначена, а зрители с болью в сердце уже поняли, что это могила для братьев. Так Гамлет выпытывает у могильщика, кому он копает могилу, и узнает, что для его невесты Офелии. Пришла расстрельная команда, а они всё надеются на то, что выстрелы будут холостые, но звучит команда: «Пли!», и души их отлетают по назначению. У Астафьева-то описание этого оставляет щемящие чувства, он даже фамилию придумал для своих персонажей поэтическую – Снегирёвы. Дай им какую-нибудь простонародную фамилию, типа Синепуповы, и такого эффекта не было бы. Садур же и режиссер, добавляя, давят на психику зрителей с ещё большей силой и подробностями, размазывая кисель по тарелке. Хотя, если трезво рассудить, на фронте братья могли принести больше вреда, чем пользы: кто пошел бы в разведку с такими?
Любопытно, что в программке указан состав расстрельной команды, состоящей из трёх женщин, но в спектакле их не оказалось – странная задумка режиссера, интересно было бы увидеть её: девушки вместо санитарок – палачи. Сцена была бы еще более щемящая и страшная. Девушек не привезли в Омск, вероятно, из экономии, а программка печаталась для Норильска.
Основную историю сопровождают подробности, выстроенные абсолютно все в негативном плане. Бойцы одеты не по форме, кто-то всё действие ходит в дурацком красном колпаке, не у всех есть обувь, голодные. Спектакль начинается с того, что сверху на сцену сыпется и шлепается в кучи военное обмундирование и обувь. Эффектная сцена, но режиссер придумал её невпопад: почему раздеты бойцы, если на сцене так и остаются груды неиспользованной одежды?
Офицеры лейтенант Щусь (Денис Ганин) и старший лейтенант Скорик карикатурно пьянствуют, наливая один стакан за другими и не закусывая. Симпатичного и безоружного немца Лемке (Олег Корныльев) русские звери убивают только за то, что он, бедненький зайчик, собирал на русском поле морковку.
Таким представлен народ-победитель. Скажу прямо, содержание спектакля соответствует тому, что писал участник войны Виктор Астафьев: «Советская военщина – самая оголтелая, самая трусливая, самая подлая, самая тупая из всех, какие были до неё на свете. Это она «победила» 1:10. Это она сбросила наш народ, как солому, в огонь – и России не стало, нет и русского народа». А насколько объективен сам Астафьев, сын репрессированных родителей и воспитанник детдома? Можно согласиться с ним, что русский народ превращен в «мычащее стадо, жуликоватую шпану», но, во-первых, война оказалась лишь продолжением начатого большевиками геноцида русского населения. Троцкий объявил своей целью залить кровью Россию, и к 1941 г. целые сословия лучших русских людей уже были уничтожены: духовенство, казачество, офицерский корпус, чиновничество, дворянство, полиция, так называемые буржуи, интеллигенция вообще, а заодно и самое добросовестное крестьянство. «Русской нации больше нет», – пишет В.П. Астафьев. Загляните в свой паспорт и вы действительно не найдете там своей национальности, вас вымарали уже из документов, мечтают вымарать из истории вообще, а на странице прописки вы прочитаете место своего жительства в названии улиц Ленина, Свердлова, Тухачевского…, массово уничтожавших русский народ. По этой же причине высшее руководство СССР не жалело русских и в годы войны 1941-1945 годов. Вымирает, сокращается население и в последние десятилетия, т.е. войну следует рассматривать в контексте истории России всего XX века. Десятки миллионов русских людей погибли не только и не столько потому, что разучились воевать наши командиры, а потому что представился удобный случай ещё резко сократить численность русского населения под благовидным предлогом – священная война. Конечно, подобный замысел понимали лишь немногие посвященные, а офицеры также массово погибали вместе с солдатами в окопах и тонули вместе с матросами в морях и океанах. Народ, давший себя обмануть шулерам интернационалистам в 1917 г., отдавший на растерзание Царя-батюшку, Помазанника Божия и его святое Семейство, пожинает свои плоды.
Во-вторых, В.П. Астафьев изображал лишь одну, жуткую сторону войны. Есть такой способ отражения действительности в литературе. К примеру, у Н.В. Гоголя вы не найдете положительных героев в масштабных сочинениях типа «Мертвых душ» или «Ревизоре». Осознав это, Гоголь покаялся. У Виктора Астафьева своя выстраданная правда, но есть и другая правда – о героизме и самоотверженности русских воинов, без чего не было бы Победы. Об этом написано бесконечно много, и не Нине Садур перечеркивать результаты Победы. Садур пристраивается к имени известного народного писателя-страдальца, но её нельзя и рядом ставить с Астафьевым. Казалось бы, она лишь сканирует один из эпизодов романа Астафьева о братьях Снегиревых, но у того боль, у этой – злорадство, под сурдинку оплевывание подвига русского народа. Если писатель изнемогает от переживаний за свой народ, то Садур просто пытается вершить свой суд, выносит приговор – мол, напрасно погубили невинных ребят, а за этим фактом обличает и всю Великую Отечественную войну. Пусть факт расстрела Снегиревых несправедлив с точки зрения домохозяйки, но сводить к нему всю войну нелепо. Ужасна, впрочем, и гибель всех десятков миллионов людей во Второй мировой войне, да и в Первой тоже, как грандиозных проектах дьявола и его интернациональных детей.
А справедливо ли, попутно замечу, убивать во чреве не родившихся детей до десяти миллионов в год. За семьдесят послевоенных лет число их во много раз превысило астрономическую численность погибших в войне. Любят женщины кататься, а саночки возить не хотят. Редкая женщина не совершала подобного преступления. Есть женщины – серийные убийцы, скажу по секрету, одна женщина созналась на исповеди, что прерывала беременность 24 раза. Считала ведь, другие не помнят, сколько. Систематически невидимо уничтожаются под видом биологического материала батальоны, полки, да и целые армии Снегиревых. Про них тоже можно сказать: «Прокляты и убиты».
Скажу о собственной военной правде, почерпнутой не из книг, а из примера собственного отца – Пантелеймона Леонтьевича, который прошел всю войну с первого до последнего дня. До войны был директором совхоза, вернулся в звании майора. Воевал в 1212-м полку 364-й Тосненской стрелковой дивизии, сформированной в Омске. Надо же так случиться, что в его боевом пути отразились все те же военные события, что и в спектакле. При формировании дивизии полгода был комендантом военного трибунала дивизии. Ни единого слова он об этом не рассказывал, да, конечно, было и запрещено. Уверен, что послать мальчишек под расстрел, сам имеющий пять детей, он не мог. О войне он вообще ничего не рассказывал нам, мальчишкам, а случалось слышать беседы, когда собирались однополчане. После трибунала он был назначен командиром третьей роты и оставался им до тяжелого ранения в апреле 1942 г. После излечения и до конца войны он являлся заместителем командира полка по материально-техническому снабжению и отвечал за боевое обеспечение полка боеприпасами и пополнением, вещевое снабжение, продовольствие, горюче-смазочные материалы и пр. Боевые награды, благодарности и тот факт, что после войны он был оставлен в Германии начальником Сельскохозяйственного отдела 3-й Ударной армии свидетельствует о том, что никакого сходства у него с бомжеватыми персонажами спектакля нет. Отпущен домой был лишь после встречи с Главнокомандующим Группой Советских Оккупационных Войск в Германии Маршалом Советского Союза Г.К. Жуковым, с которым случилось поохотиться в Восточной Пруссии.
Всё это я храню в документах, а часть их и боевые награды находятся в музее воинской славы омичей, но вот совсем личные впечатления. В спектакле офицеры безобразно пьют, отец больше двух рюмок водки никогда не потреблял, да и случалось это лишь при встречах с однополчанами или с приездом гостей. Для меня он остается образцовым военным: ежедневно гладко выбритый трофейной опасной немецкой бритвой и освеженный «Шипром» или «Тройным» одеколоном, всегда подтянутый и приветливый, с трофейной же трубкой в зубах. Ни единого слова мата я не слышал от него за всю жизнь. Много ли было таких советских офицеров я, естественно, сказать не могу, но для меня именно он олицетворял всю Красную армию того времени, и никакая Нина Садур и Тимур Файрузов меня в этом не переубедят, а вот молодёжь может принять эту клевету за чистую монету.
В финале спектакля сверху, откуда сыпались сапоги и шинели, посыпались кроваво-красные не то цветы, не то кровавые бинты. Их смысл однозначен: хана всем воинам, все – Снегирёвы.
Подлинно красивой птицей снегирём в спектакле смотрится лишь один персонаж, единственная женщина, в программке названная Женщиной в красном. Она поэтична, многозначна: и жена, и мать, и колдунья и, может быть, обобщенный образ всей России, которую умом не понять, но в которую нужно верить. Она большей частью без слов показывается то в одном месте сцены, то в другом; то внизу, то вверху, изящная, пластичная, женственная (актриса Варвара Бабаянц). В общую уничижительную концепцию спектакля она не вписывается и воспринимается на сцене, как случайно залетевший снегирь.
Из мужчин выделяется артист Роман Лесик, играющий роль офицера особого отдела Льва Соломоновича Скорика, явившегося инициатором суда над Снегирёвыми. Скорик страшен в своем стремлении выжить и урвать что-то от жизни. Его отец Соломон был репрессирован, Лев письменно отказался от него и сам поступил, однако, на службу той силы, которая уничтожила его родителей. Он берет жуткий реванш, свидетельствующий о его нравственной гибели, о том, что он продал душу дьяволу. Персонаж Романа Лесика оказался ярко очерченным, выпуклым, жестоким, но и страдающим.
Если бы «Снегири» были рассказаны где-нибудь частным образом по принципу «так бывает», то не о чем было бы и говорить – бывает. Несправедливо осужденных, говорят, и сейчас полно в тюрьмах, а другие – журналисты, депутаты, руководители фирм просто расстреливаются киллерами. Но искусство всегда обобщает, потому нельзя согласиться с ложной концепцией Норильского театра об убогом состоянии Советской армии в целом. Особенно цинично и глумливо то, что спектакль сдан 6 мая 2015 г. к 70-летию Победы и означает провокационную вылазку из-за угла, отрицание самой Победы.
