Спектакль «Мера за меру» по пьесе Шекспира Московского театра имени Пушкина на фестивале «Золотая маска» в Омске. Режиссер Деклан Доннеллан (Великобритания), художник Ник Ормерод (Великобритания).
Пролог. На пустой сцене лишь красные фанерные кубы размером метра по два. Они полые, но это зритель увидит лишь напоследок, когда их развернут обратной стороной, показав особо значимые сцены спектакля. Между кубами мечется туда-сюда толпа персонажей, которым противостоит некто, оказавшийся герцогом Венским (артист Александр Арсентьев). Молчаливая толпа то как бы стремительно преследует его, то отступает от него, он останавливается, делает жест рукой, и толпа приседает, покорная ему.
Все персонажи в современной одежде: дворяне, несколько человек в обычных чиновничьих костюмах с галстуками, три-четыре полицейских, каких можно увидеть и на наших улицах, монашка в облачении послушницы, типичная проститутка и другие представители народа. Игрой старинных пьес без подобающих исторических костюмов сегодня уже никого не удивишь, но не всегда это бывает удачно. На сей раз такой прием оправдан, т.к. режиссер решает задачу осовременить Шекспира и у него всё получилось.
Пролог зримо изображает причуды сложного взаимодействия власти и народа, которые почти не меняются в течение столетий. В напряженной динамике движущихся фигур угадывается предчувствие того, что политика и власть не делается в белых перчатках, а, попросту говоря, во множестве случаев представляют грязное дело. Так всё и происходит в дальнейшем на сцене: безнаказанность и распущенность одних и рабская покорность других, как и в России сегодня.
На месте герцога можно представить с большой вероятностью любого современного чиновника крупного масштаба. Не надо далеко ходить за примером. Взять хотя бы нашу область. Подданных у губернатора побольше, чем у герцога Винченцио (по-русски Виктора), да и сценография посложнее. Вместо надуманных кубов у него уместнее была бы, к примеру, навозная куча, которую привез в город и вывалил у казенного дома с флагом РФ крестьянин, как последнее свое имущество в уплату по долгам. Долг платежом красен. В народной массовке можно было бы увидеть бегающего за губернатором с пустым мешком и крестьянина из села Терпенье (Горелово, Неелово, Неурожайка тож). Известный ныне всей России, он уже несколько лет надеется вернуть похищенные у него чиновниками 320 т элитных семян пшеницы, а герцог, гарант конституции, водит его за нос, идя на поводу мошенников. Сценографию по-омски можно было украсить и макетами фантастических объектов, построенных одним неутомимым строителем, который, хотя и больной, настолько увлекся подъёмом экономики России, что его отправили внезапно на отдых и лечение в «Матросскую Тишину». Да мало ли чего. Уместно было бы прогнать по сцене в качестве массовки последний парад из пятидесяти коров, приговоренных к смертной казни всеми силовыми структурами области, а вместе с ними и пастуха во узах сущего, устроившего молочное озеро с кисельными берегами там же, где была навозная куча. Врагу не сдается наш гордый фермер, последний животновод района.
Строго говоря, режиссер Доннеллан не имел цели поставить лишь политический спектакль. Проблемы власти не являются единственной его задачей. Сюжет стремительно развивается дальше. Герцогу приходит идея удалиться на время в монастырь, оставив всю полноту власти своему наместнику Анджело (Андрей Кузичев), которому дает поручение навести порядок в стране. Так бывает. Подобный план, например, осуществил Иоанн IV Грозный, удалившись из Кремля в 1575 г. и оставив власть крещеному татарину и хану Касимовскому Симеону Бекбулатовичу. Тот оставался подставным лицом и не имел реальной власти. Историки до сих пор не могут прийти к согласию в том, с какой целью Иоанн Грозный, вернувшийся через одиннадцать месяцев в Кремль, сделал это.
Забавно, но как не вспомнить снова нашего губернатора, который как раз в эти дни тоже как бы ушел со своего поста, но не в монастырь. Он только сделал вид, что ушел, а на самом деле остался наместником в том же кресле с целью, чтобы подданный электорат еще раз выразил ему свою любовь и вновь призвал его. Так разрешается. Подобная игра нынче в моде и стоит недорого – всего каких-то сотни полторы миллионов рублей по осени, когда считают губернаторов, кур и прочую дичь.
Далее в спектакле пойдет речь о любви и верности, и места для нашего губернатора, понятное дело, уже не останется. Для устрашения народа и повышения уровня нравственности Анджело начал с того, что отдал приказ отрубить голову молодому дворянину Клавдио (Петр Рыков) только за то, что от него до брака забеременела возлюбленная Джульетта (Анастасия Лебедева), на которой он просто не успел жениться.
Сестра «преступника» Изабелла (Анна Халилулина) приходит к Анджело с просьбой о помиловании, но тот наотрез отказывает ей. Она приходит вновь, наместник вдруг вспыхивает к ней любовью и предлагает, злоупотребляя своим служебным положением, сделку: «Он не умрет, коль ты меня полюбишь! Отдайся вожделению моему, иначе он не просто кончит жизнь на плахе, но в страшных пытках будет умирать из-за упрямства твоего».
Изабелла оказалась девушкой целомудренной, только что определилась в монастырь в качестве послушницы и предлагаемая сделка возмущает её: «Пусть лучше здесь умрет несчастный брат, чем чтоб сестра, спасая жизнь его, сама бы умерла для жизни вечной».
Сестра идет к заключенному под стражу брату посоветоваться с ним. Тот сгоряча одобряет её решение, но тут же страх смерти и желание жизни перевешивают. Он позорно требует: «Милая сестра! Дай, дай мне жить! Грех во спасенье брата природа не сочтет за преступленье, а в добродетель обратит!». Она, однако, остается при своем решении: «О, зверь! О, низкий трус, бесчестный, жалкий трус! Моим грехом ты хочешь жизнь купить? Не хуже ль это, чем кровосмешенье?». Жуткая ситуация. При этом она лежит на тюремном полу, а он раздвигает ей колени, чем режиссер делает намёк для непонятливых на аналогию с кровосмешеньем.
К концу спектакля всё благополучно разрешается благодаря тому, что ушедший в монастырь герцог держит ситуацию под контролем. Клавдио не рубят голову, а венчают законным браком с его беременной возлюбленной, о чем та и мечтала. Голову отрубают для отчета уже умершему в тюрьме морскому разбойнику. Бесчестного раскаявшегося наместника и чиновника Анджело герцог прощает и тоже женит на той, которую бросил он ранее из-за отсутствия у неё приданого. Не забыт и сам герцог, он берет себе в жены романтическую благочестивую христианку Изабеллу, которая отказывается от перспективы провести жизнь в монастыре. Все кружатся в вальсе, кто как может.
Всё заканчивается на редкость благополучно и в этом, к сожалению, принципиальное отличие событий в спектакле от нашей реальной действительности, в которой чиновничий произвол стал притчей во языцех и потому символические кучи навоза перед государственными учреждениями никого не удивляют; крестьянин из села Терпенье так и будет бегать с пустым мешком по сцене театра абсурда, пока носят его ноги; строитель уникальных мостов будет видеть небо лишь в клетку, а нынешние хозяева жизни так и не пожелают вспомнить о Небесах.
Спектакль сделан основательно, мощно, толково. Логично, что для постановки пьесы Шекспира приглашен режиссер из Англии. Текст пьесы умело сокращен и адаптирован, режиссерские решения смелы и уверенны, и тем не менее следует признать, что древний Шекспир гораздо нравственнее его нынешнего потомка режиссера Деклана Доннеллана. Для какой цели, спрашивается, он раздевает абсолютно догола персонажа из числа заключенных разбойников? Его моют из шланга как животное на скотобойне, может быть, подготавливая его к казни, но всё равно не казнят, он тут же появляется в одежонке. Да и какое значение имеет любой, а в данном случае ничтожный повод, чтобы нарушать вековечные нормы человеческого общежития? Ибо сказано в Писании на все времена: «Только бы нами одетым не оказаться нагими» (2 Кор. 5. 3).
Делается это, вероятно, на радость гомосексуалистам, которые вдруг нагло стали законодателями мод Европы в искусстве, общественной и семейной жизни, политике, религии, одежде. Обнажая ягодицы, режиссер естественно выражает неуважение к русскому зрителю и делает проверку его на нравственную устойчивость. И что же? Не устаешь удивляться, но зритель «богоспасаемого» града Омска встает и с восторгом аплодирует. Думается, пора сделать оценку состояния если не всего населения, то уж \омского зрителя точно. Хлопают – значит одобряют, значит моральная, а точнее аморальная, сторона их совпадает с распущенностью на сцене точь-в-точь, один в один. Разреши такому зрителю, будет ходить голым по городу и более того.
Вон там, вдали, в кубе еще одна иллюстрация к сказанному: парочка из мужчины и женщины, а, может быть, из двух мужчин (оба в брюках) активно «занимаются любовью» в положении парочки собачьей! Они одеты, но у того самого мужчины, которого обмывали голым перед тем, как сделать покойником, и который теперь торопливо наслаждается жизнью, наполовину приспущены штаны и обнажены ягодицы. Не правда ли, lovely, мило. Всё проглатывает омский зритель.
Спектакль свидетельствует: Англия России подарила плохо пахнущий подарок, своего рода троянского коня, который больше вреден, чем полезен. Бойтесь данайцев, даже приносящих дары. Русские должны беречь свою культуру, а не восхищаться задами Европы. Насколько же, впрочем, сам режиссер Деклан Доннеллан является англичанином, можно судить, сравнив его склонности с общепринятыми представлениями об англичанах, изложенных хотя бы в обстоятельной статье «Особенности национального характера англичан» электронной энциклопедии: «Одним из проявлений сдержанности английской натуры является отношение в этой стране к сексу. Секс и всё, что с ним связано, издавна считалось в Англии чем-то неправильным, чего лучше по возможности избегать. Современная книга этикета рекомендует влюбленным воздерживаться от откровенного проявления чувств и намеков на существующие между ними интимные отношения. В Лондоне продаются майки: «Никакого секса, пожалуйста, мы - британцы». Ничего общего, как видим, у Доннеллана с консерватизмом и чопорностью англичан не просматривается, и его национальная принадлежность и сексуальная ориентация остаются под большим сомнением.
О режиссере, предлагающем «заднюю созерцать», сказано достаточно, что касается артистов, то играют они вполне прилично, но вряд ли известны омскому зрителю, и потому нет смысла анализировать отдельные нюансы их игры. В памяти остается наиболее ярко лишь единственный среди них заслуженный артист Юрий Румянцев в роли пожилого вельможи Эскала - ловкача, интригана, чиновника, который всегда на плаву. Пожелаем же друг другу хороших чиновников и наместников, а не бесчестных халифов на час.
