Актёр Омского государственного академического театра драмы Олег Берков рассказал о себе и своих планах.

Олег Берков — один из талантливых и многообещающих актёров Омского государственного академического театра драмы, известных омскому зрителю по спектаклям «Рассказ неизвестного человека» (роль Неизвестного), «Обманщики» (роль молодого Робера), «Свидригайлов. Сны» (роль Раскольникова). В интервью с писателем Натальей Елизаровой артист поделился размышлениями об актёрской профессии, рассказал о творческих проектах и планах на будущее.

— У вас прекрасный сильный голос, которому бы позавидовал любой профессиональный музыкант, в том числе певец, занятый в опере. Драматическому артисту не часто удается продемонстрировать свои вокальные способности — только когда это обусловлено ролью. Как получилось — вы, будучи актёром, вдруг запели? Или это обратная история, когда певец вдруг осознал себя актёром и устремился на сцену?
— Спасибо, конечно, это приятно слышать, но я бы поспорил, потому что любой профессиональный человек услышит, что мой голос гораздо слабее, чем голос академического вокалиста. Тут для меня важнее мысль, которую я передаю зрителю через музыкальное произведение. Да, я много учился вокалу и до сих пор учусь — и джазовому, и эстрадному, и немного народному, и академическому тоже. Отвечая на ваш вопрос, скажу — это ни то, и ни другое: я не из певцов, который стал актёром и не актёр, который запел. Пел с детства, слух развивался любовью к музыке, которую мне прививали родители. Мне важна мелодия. Если мой мозг, моё сердце влюбляется в мелодию — это навсегда. Я живу этой музыкой, она даёт мне настроение, вдохновение, помогает идти к своей цели. Моя тяга к музыке — это ещё и генетическое проявление: в семье пела мама, отец пел и сочинял песни.

— А сами вы пишите музыку или стихи?
— Да, музыку сочиняю и стихи. В последнее время реже, потому что очень много театра в жизни и не всегда хватает времени на это. Музыкальное произведение у меня впервые созрело в 8 классе. Я учился в школе с углублённым изучением английского языка и папа мне говорил: «Ты можешь учить язык по песням исполнителей, которые тебе нравятся». Я до сих пор так делаю. К примеру, летя в самолете этим летом, я вдруг понял, что у меня есть несколько часов, есть наушники, скачанные песни, и подумал: «А возьму-ка я как в старые добрые времена, на слух перепишу текст этой песни. Суть даже не в переводе, а в том правильно ли я её на слух перепишу. Потом я загуглю эту песню, найду оригинал и сравню, где я был прав, а где совершил ошибку, где мне показалось, что произношение другое, другая лексическая вариация этого слова… Эта практика была у меня распространена с 8 класса. Тогда я уже немного играл на гитаре. Где-то в это время я написал текст своей первой песни, показал папе, он одобрил. Потом я сочинил песни уже на русском. Стихи писал только на русском языке… Впоследствии это первая песня дополнялась мной: я переделывал аранжировку, текст сделал более взрослым, грамотным, понятным.

— Что для вас стало источником вдохновения для создания песни в тот момент?
— Влюблённость. И в тот момент, и сейчас — именно это чувство всегда даёт какое-то романтическое настроение, вдохновение.
Помните тот момент, когда впервые осознали себя актёром, когда почувствовали, что вам необходимо как-то профессионально связать свою жизнь со сценой?
Это было в старших классах. Я играл в самодеятельном коллективе народного музыкального молодёжного театра, очень нравилось там. Я понял, что театр мне более интересен, чем знания в школе. Я хотел стать врачом, а в мединститут поступить очень трудно, требовались знания, к которым я не был склонен, например, по химии. Вовремя, благодаря родителям, я понял, что надо идти в творческий вуз, что я и сделал.

— Что вы считаете своим личным самым большим достижением в профессии, которым гордитесь?
— Если сказать про режиссёрские работы, то тут выделить трудно: каждая моя работа с любым коллективом, с любыми актёрами для меня ценна. Я думаю, так у каждого режиссёра: каждая постановка — это отдельная жизнь. Ты помогаешь ей, а потом — идёшь дальше. А в актёрском плане было очень много интересных работ. Первые годы в театре были самыми интересными. Было много второстепенных ролей, много массовки. Это было очень интересно и необходимо для того, чтобы понять, что такое театр, что ты не ошибся в своём выборе, связав жизнь с актёрской профессией. Понять, что тебе здесь нравится, тебе здесь комфортно. Когда я пришёл в театр, шла постановка «Ханумы», и режиссёр Георгий Зурабович Цхвирава взял меня на второстепенную роль молодого князя. Это был очень интересный опыт, который давал возможность познакомиться и поработать со всеми новыми коллегами. По молодости ты очень многое усложняешь, а жанр этого спектакля давал возможность почувствовать, что всё не так сложно, как кажется, и коллеги подбадривали: «Тут всё намного проще…». Когда в театр приехал режиссёр Александр Баргман ставить «Лжеца» Гольдони и я попал к нему на роль Флориндо, мы с покойным Серёжкой Сизых играли в пару и было очень интересно работать. Александр Львович мне говорил: «Посмотри фильм «Амаркорд», у тебя чисто феллинивский образ»… Я это всё для себя открывал. Всему ведь не научишься в театральном училище, многое постигаешь уже в процессе работы. Это были мои первые шаги… Одним из существенных шагов в драме стала работа в спектакле «Рассказ неизвестного человека» А. П. Чехова режиссёра Егора Равинского. Было ощущение доверия, потому что выбрали на заглавную роль, но давила ответственность, что тебе нужно вытянуть весь спектакль. Хотя это совсем не так. Здесь важна команда. На протяжении четырех месяцев мы с режиссёром и коллегами разбирали спектакль. Только с десятого спектакля у меня возникло ощущение, что я смог освоить эту роль и отпустить: к каждому следующему спектаклю я был всё свободнее и свободнее в этом материале. Эта роль для меня, несомненно, была новым шагом в актёрской профессии.

— В нынешнем году вы поступили в ГИТИС на режиссуру. Как вы пришли к такому решению, чем оно вызвано?
— Я всегда думал об этом, но думал, что это необязательно. Я много работал и в самом драматическом театре, и на стороне с самыми разными режиссёрами и актёрами, и думал, что само режиссёрское образование мне сильно-то и не нужно, в случае необходимости — можно что-то в книжках почитать. Но близкие сказали: «А почему бы тебе не выучиться?» Я пришёл к этому решению потому, что понимал, что в ГИТИСе могут дать сильную базу. И проучившись всего одну сессию, понял, почему туда пошёл: никогда в жизни я не узнал бы тех вещей, которые узнал, проучившись всего лишь месяц… На поступлении меня спрашивали: чем режиссёр отличается от актёра, должен ли уметь режиссёр то, что умеет актёр, и наоборот? Первая же сессия в ГИТИСе показала: любой режиссёр должен уметь сыграть то, что он требует от актёра и даже лучше. И поэтому всех режиссёров в ГИТИСе учат актёрскому мастерству в два раза сильнее, чем актёров. Это стало для меня открытием. Но это логично! Если я захотел стать режиссёром, это не значит, что я хочу покончить с карьерой актёра. Может, так и выйдет, я не знаю, но сомневаюсь… Хочется расти над собой, идти вперёд.

— Если бы вас попросили дать совет молодым ребятам, начинающим режиссёрам, как поступить в ГИТИС — как пройти кастинг, как обратить на себя внимание, чем впечатлить приёмную комиссию известного столичного вуза, которую уже, казалось бы, ничем не удивишь, — что бы вы им порекомендовали?
— Этих людей, действительно, ничем не удивишь. Удивить их можно только своим нутром. Да, ты можешь их поразить экспрессией, какими-то резкими поступками, но если не покажешь им, кто ты есть на самом деле, будешь им неинтересен. Это и актёров, и режиссёров касается. Они хотят чего-то настоящего, правды какой-то, их не обмануть совершенно… Чем больше ты знаешь, тем у тебя больше шансов быть услышанным, а вопросы могут быть самыми разнообразными. Понятно, что всего знать невозможно, но обязательно нужно быть правдивым.

— У вас несколько самостоятельных режиссёрских проектов — как вы подбираете нужных актёров? Что для вас в приоритете — профессиональные качества актёров или для вас важнее команда единомышленников, близких вам по духу?
— Скорее второе. Амплуа, какие-то технические, профессиональные данные артистов я знаю. Но для меня важна команда. По опыту работы с обыкновенными людьми с огромным желанием творить на сцене, я знаю, что они могут всё тоже самое, что и актёры. Просто нужно правильное направление задать.

— Берясь за режиссёрские проекты, вы ориентируетесь на целевую аудиторию или руководствуетесь, прежде всего, своими личными предпочтениями?
— И то, и другое. Но в основном личными. Но я буду это всячески исправлять, потому что театр должен идти в ногу со времени. Теперь я с этим очень хорошо знаком не по примеру своему, а потому, что узнал об этом на обучении. Раньше во всех своих проектах я доверял больше себе, каким-то своим вкусам, предпочтениям, и думал — почему бы об этом не рассказать людям. Тем более, я видел — то, что интересно мне, бывает интересно и другим; люди же делятся впечатлениями, говорят, если им что-то понравилось… Но если у меня не лежит к чему-то душа, я это не понимаю и мне это чуждо, то не буду делать это даже за деньги.

— «Страсти по Жанне» — ваш самостоятельный режиссёрский проект, в котором вы соединили сразу несколько жанров — театр, кино, музыку. В этом сочетании жанров выражается ваш стиль или это некий экспериментальный для вас опыт?
— Это экспериментальный опыт. Я мечтал с профессиональными актёрами поставить мюзикл или рок-оперу, искал средства для постановки. У меня не шло, и я решил: «А сделаю-ка я один». Я думал — как можно взять целую рок-оперу и исполнить её одному человеку. Начали идеи всплывать, коллаборации жанров — драматического, музыкального театра и кинематографа. Я подумал, как это всё соединить, взял сообщников в команду, заинтересовал их. И сложилась такая вот история.

— Стиль каких режиссеров вам близок?
— Я люблю самую разнообразную режиссуру. Но Юрий Бутусов и Римас Туминас самое сильное впечатление произвели в последнее время. Ещё я познакомился с Панковым Владимиром Николаевичем, он завкафедрой саунд-драмы факультета Новых направлений сценических искусств ГИТИСа. Посмотрев пару его спектаклей, я понял — это очень интересный театр, он живой, новый, в нём есть какая-то свежесть.

— Когда начинаете работать над спектаклем как режиссёр-постановщик, у вас заранее уже есть понимание, какой конечный результат хотите видеть? Или все рождается в процессе?
— По-разному бывает, в основном первое… Знаете, вспоминаются две цитаты: первая — Льва Додина («Никогда не читайте пьесу в метро»), вторая — Константина Сергеевича Станиславского («Никогда не читайте пьесу на извозчике»). Нужно обязательно записывать первое впечатление от прочтения пьесы. Когда ты решаешь её поставить и начинаешь копать — забываешь самое главное, настоящее, свежее, твоё ощущение от прочтения материала и начинаешь делать ошибки. А на самом деле спектакль уже готов. Он готов в тот момент, когда над ним началась работа в голове одного человека. Вопрос в том — в каком состоянии спектакль придёт к конечной точке.

— Как думаете, какие спектакли сейчас интересны современному зрителю?
— Зритель очень разный. Современный зритель любит отдыхать в театре. Какие-то лёгкие вещи людям более интересны. Им нужно, чтобы было много юмора и немножко лирики, потому что поплакать тоже все любят, особенно, если это какая-то романтическая история. Самое главное, чтобы это близко человеку… Есть зритель, который любит конкретных актёров, режиссёров, конкретный театр, и этому зрителю уже без разницы, на какую постановку идти. Самое главное — театр должен понимать вопросы, которые сейчас людям интересны.

— В вашей жизни случалось ли так, что какая-то сыгранная вами роль помогла вытянуть качества, о которых не подозревали?
— Ты постоянно удивляешься тому, что из тебя может выскочить. Каждая роль своеобразна. Работая над ней, подключаешься ты. В каждом человеке есть всё, но что-то проявляется, а что-то нет. У актёров просто больше проявляется, потому что они работают над ролью, на сцене. Другое дело, это уже профессионализм, чтобы держать себя в руках и выдавать какой-то градус своей эмоции. Всегда удивляет то, насколько ты можешь быть эмоционален, холоден, безразличен. Это зависит от настроения, от того, что происходит в твоей жизни. Но что бы ни происходило, ты должен быть всегда в тонусе. Это, наверное, самое сложное в работе актёра.

— Вам часто приходится играть рефлексирующих персонажей — неуверенных в себе, сомневающихся (в спектаклях «Обманщики», «Рассказ неизвестного человека»). Насколько вам лично близки такие герои, или вы играете свою противоположность?
— Очень близки. Внутри всегда есть какие-то сомнения относительно того, что ты делаешь, для чего ты это делаешь. Я его никогда не проявляю, в жизни я всегда уверен. Но когда появляется какой-то близкий человек, тебе хочется, чтобы он тебе помог… Хотя если бы никого не было рядом, ты бы справился сам. Но всегда есть люди, которые помогают из любви к тебе… Это совершенно нормальная история, что характерный актёр хочет играть героев, а ему дают характерные роли, и наоборот. Нужно быть синтетическим актёром, уметь быть разнообразным.

— Вы работаете на разных сценических площадках — на сцене Омского академического театра драмы и в Доме актера. Скажите, есть ли какое-то отличие между зрителем Омской драмы и зрителем Дома актёра, или зритель везде одинаков?
— Зритель всегда разный, на каждом спектакле. Я люблю зрителя, если он внимателен. Для меня это очень важно.

— Актёр — человек публичный. Случилось ли, что интерес к вашей персоне был вам неприятен? Например, вас одолевают фанаты или журналисты?
— Да я бы не сказал, что прям уж так сильно меня одолевают… Бывает, что пишут много незнакомых людей, которые бывают на моих спектаклях. Мне приятно, что им нравится моё творчество… Иногда люди хотят быть услышанными. Но не понимают, что их мнение услышано, но ответить им, не обидев, невозможно. Сейчас ведь всё общение идёт в соцсетях, где каждый чувствует себя смелым, потому что его никто не видит. Очень сложно вступать в такой диалог со зрителем. Совсем другое — общение вживую.

— Есть ли для Вас как для режиссёра темы, которых Вы никогда не будете касаться в своём творчестве?
— Политику бы трогать не хотелось. Но это наша жизнь, а значит мы должны говорить и об этом.

— Расскажите о ваших совместных проектах с музыкантом Евгением Русиновым.
— Евгений Русинов — это энерджайзер, который очень любит работать. Он любит публику, а она — его. Человек виртуозно играет на гитаре, работает с прекрасными музыкантами. Мы всегда находим общий язык. Много репетируем, ведь на одной импровизации не вытянешь. Вот буквально только что он предложил новый совместный музыкальный проект.

— Расскажите о проекте «Танцы без границ» в ДК Малунцева, в котором вы принимаете участие.
— Года два назад ко мне подошёл Игорь Лавров, который работает в коллективе «Танцы без границ», где участвуют инвалиды-колясочники. И позвал в проект в качестве режиссёра. Я приехал к ним на репетицию, посмотрел пару спектаклей… Всегда эта самодеятельность подкупает энергетикой желания, когда люди-инвалиды из разных регионов приезжают два раза в Омск на трёхчасовую репетицию, чтобы танцевать. Моя задача в этом проекте — поработать с ребятами над актёрским мастерством, над сценической речью, помочь сделать интереснее их шоу. Было очень интересно подружиться с этим коллективом. Они попросили меня поработать с ними над следующим спектаклем. Я не знаю, какая у меня будет дальнейшая занятость, но думаю, что мы с ними ещё поработаем.

— Знакомо ли вам такое понятие, как «творческий кризис»?
— Да, очень знакомо. Я постоянно в нём нахожусь. Это такие качели — туда-сюда: ты можешь быть два дня вдохновлён, а три дня быть в творческом кризисе…

— Каковы ваши увлечения, не связанные с театром?
— Люблю спорт, большой теннис. Гулять люблю в парке с дочкой. Путешествовать очень люблю — хоть на машине, хоть на самолёте: если у меня есть несколько свободных дней, я стараюсь уехать в другой город с супругой на уикенд, или на море, или к маме в Казань…

— Вы родом из Казани?
— Я родился в Минусинске, а в Казани прожил двадцать лет. Казань очень сильно изменилась после универсиады. Когда я уезжал, там всё только начинало строиться. Приехав туда снова, я не узнал город, насколько сильно он изменился и своей инфраструктурой, и возможностями… Когда переехал в Омск, было очень трудно прижиться, долго привыкал. Но сейчас для меня Омск более родной, чем Казань.