БК55 публикует очередной материал из проекта писателя Юрия Перминова «Имена, забытые Омском».
Писателей по имени Иванов в русской литературе — десятки, и к серьёзному делу установить и выстроить здесь иерархию художественных ценностей подступиться можно разве что… спросонья. Впрочем, как могли заметить внимательные читатели, в «портретных» очерках о литераторах, чьи судьбы так или иначе связаны с Омском, но в этой связи мало или вовсе не упоминаемых, никаких «ранжиров», насколько может судить сам автор, не имеется.
Если же говорить об Ивановых, имея при этом в виду тех писателей, чьи даты рождения приходятся на XIX в., то один из них — выдающийся мастер орнаментальной прозы — известен омичам под фамилией с «нетрадиционным» ударением — Ивáнов, и одна из улиц нашего города названа его именем.
Правда, герой настоящего очерка — другой Иванов (точнее, фамилии этих писателей, по сути, являются омографами), снискавший в годы Гражданской войны немалое признание в писательской и журналистской среде Сибири и Дальнего Востока, особенно в Омске и Владивостоке. Занимательно, что оба ещё и Всеволоды, и в нашем городе пребывали в одно и то же время, что впоследствии порождало некоторые «недоразумения», но об этом — несколько позже…
Писатель Николай Анов (настоящая фамилия — Иванов!) в книге «Интервенция в Омске» (яркое и редкое свидетельство общественной и культурной жизни Омска рубежа 1920-х гг.) так характеризует деятельность Вс.Н. Иванова в нашем городе:
«Подающий немалые надежды учёный, талантливый писатель, он превратился в рядового газетчика и здесь, благодаря помощи Николая Васильевича Устрялова, сделал неслыханно быструю карьеру. Удивительного в этом ничего не было. <…> Профессор стал издавать в Омске газету «Русское дело» и возглавил Русское бюро печати, а Всеволод Никанорович сделался правой рукой Устрялова» (Анов Н. Выборгская сторона; Интервенция в Омске. — Алма-Ата: Жазушы, 1981. С. 424)
Профессор правоведения, философ Николай Устрялов (1890–1937) занимал в Омске должность юрисконсульта Управления делами правительства Колчака, позже — директора пресс-бюро Отдела печати при правлении Верховного правителя и Совете министров, одновременно являясь начальником отдела иностранной информации Русского Бюро печати и фактически редактором ежедневной газеты «Русское дело». Позднее — идеолог «сменовеховцев», философско-политического течения, возникшего в 1920-е гг. в русской эмиграции первой волны, но имевшего много сторонников и в СССР.
Пути-дороги нашего нового героя и профессора Устрялова основательно пересекались в Перми, Омске, Владивостоке, Харбине.
Писатель Всеволод Никандрович Иванов. 1960-е
Всеволод Никанорович Иванов родился 7 ноября 1888 г. в городе Волковыске Гродненской губернии (ныне — Гродненская область Республики Беларусь), в семье преподавателя графических искусств — были тогда и такие. Окончил классическую гимназию в Костроме, а в 1906 г. поступил в Санкт-Петербургский университет, где изучал историю, философию, естественные науки. Знания свои совершенствовал в Гейдельбергском и Фрейбургском университетах — в научных семинарах у известных философов Генриха Риккерта и Вильгельма Виндельбанда. На склоне лет, во второй половине 1960-х гг., Иванов напишет об этом периоде своей жизни:
«Я был счастлив, положительно счастлив. Сколько я уже видел. Я добился своего, своей мечты — поехать и поработать в Германском университете, взять науку прямо <…> из первых рук, не взболтанную передачей и переводами» (Иванов Вс.Н. Гул жизни: Повествование о времени и о себе // Дальний Восток. 1989. № 10. С. 82). Осенью 1910 г., в последний студенческий год, дотации из дома прекратились, и Всеволод вынужден был начать трудовую деятельность.
Непродолжительное время работал корректором отдела переводов немецкого издательства «Деятель», которое являлось филиалом Лейпцигской фирмы Брокгауза и Ефрона (Якимова С. И. Всеволод Никанорович Иванов: писатель, мыслитель, журналист. — Хабаровск: Изд-во Тихоокеан. гос. ун-та, 2013. С. 25).
В 1911 г. Иванова призвали в армию — служил солдатом в Тамбове, в 28-м пехотном Полоцком полку. Осенью 1913 г., сдав экзамены на звание прапорщика, он вернулся в Петербург, чтобы держать экзамены за университетский курс. Общественно-политическая обстановка была накалена, и сердце юноши «никак не лежало к тихому формализму учёбы, а рвалось в живую жизнь» (Иванов Вс.Н. «…Минуты роковые»: Повествование о времени и о себе // Дальний Восток. 1993. № 10. С. 67).
Работу Всеволод, вновь получил в издательстве «Деятель», где ему поручили переводить «Дон Кихота», причём, с немецкого, а не с испанского. В мае 1914 г. ему, как прапорщику запаса, было предписано пройти полуторамесячные сборы на Волге. И он отправился в Кострому. Вернувшись с военных сборов, Иванов почти сразу же получил новую повестку, и в итоге оказался в 107-м запасном пехотном полку, дислоцирующемуся в Перми.
Высочайшим указом, состоявшимся 27 августа 1916 г. подпоручик Иванов был награждён орденом Св. Анны 3-й степени за отлично-ревностную службу, а 20 сентября 1917 г. — произведён в поручики: начальствовал над учебной команды унтер-офицерской школы, доставлял к линии фронта обученное пополнение; по пути в Москву, в Ярославле, состоялась его последняя встреча с первой женой, учительницей Анной Нагоровой, в законный брак с которой Иванов вступил 14 июля 1914 г. (в 1937 г. постриглась в монахини под именем Магдалина).
Там же, в Перми, он создал труд «Борьба за укреплённую полосу», где рассказал о некоторых наступательных операциях Русской армии, прорывавшей плотную долговременную оборону немцев. В то же время Вс. Иванов начал работу над серией рассказов «Любовь и служба Касьянова», один из них — «Первый бой» — впервые был опубликован во втором номере шанхайского альманаха «Понедельник» за 1931 г.
«С фронта приходили письма от моего друга — с описанием его побед над сёстрами милосердия, пьянства. Сергей писал мне и о нудном, оцепенелом сиденье в окопах. Я брал эти рассказы-письма на заметку, хранил их, чтобы написать что-нибудь потом…», — вспоминал Иванов (Там же. С. 98).
Вс.Н. Иванов — подпоручик 107-го запасного пехотного полка. Пермь, 1914
В начале января 1917 г. профессор Леонид Успенский (1888–1937) сделал Всеволоду Иванову предложение работать у него ассистентом на кафедре энциклопедии права и истории философии права в Пермском отделении Петроградского университета, но вскоре молодой учёный заразился натуральной оспой. Временному правительству он присягать не пошёл, начал печататься в либеральных газетах Перми, а беспорядки, всё более усиливавшиеся в армии, побудили поручика Иванова снять погоны.
В мае 1917 г. приехала в Пермь Вера Ивашкевич, дочь генерал-майора Анатолия Ивашкевича, знакомая Иванова по Петербургу — героическая девушка: в ноябре 1914 г. ушла на фронт Первой мировой войны в качестве сестры милосердия, участвовала в боевых действиях под Варшавой, в Галиции, на Западном фронте под Минском и Северном фронте под Ригой, была ранена. Эта встреча определила их дальнейшие отношения — Ивашкевич стала Ивановой. Спустя годы Всеволод Никанорович восклицал:
«Боже мой, бывают же на свете такие женщины, какой была эта маленькая смуглая девочка! Она была, прежде всего, великолепно отважна…»
С февраля 1918 г. наш герой начал-таки заниматься преподавательской деятельностью, оставаясь активно и плодотворно работающим журналистом, а в марте у Ивановых появился сын Григорий (его судьба сложилась трагично: по достижении совершеннолетия он выехал из Харбина в СССР и пропал без вести). Всеволод Никанорович, будучи тогда сторонником конституционной монархии, характеризовал это время, как тревожное («страх ударял в ноги»). Аресты проходили по ночам, и ему, как бывшему офицеру, приходилось ночевать у знакомых на квартирах или за городом на дачах, где обычно либо играли в карты, либо спорили:
«Табачный сизый дым, качаясь пеленой, / К повисшей лампочке лениво тянет ноги, — / Глаголы, падежи, наречия, предлоги / Звенят под потолком, как мух докучный рой…» — напишет Иванов тогда же в одном из своих первых сонетов…
Поэзия сурово и мужественно уживалась в нём с печальной прозой жизни, когда Всеволод неделями вынужден был бродить по уральским лесам, «иногда пребывая в поэтическом настроении, ища далеко от города, в лесных пустынях, одиночества как рода некоего освобождения от того, что творилось кругом…» (Там же. С. 62).
Остаться «над схваткой» оказалось невозможным. В декабре 1918 г., когда части генерала Пепеляева отбили у большевиков Пермь, Иванова мобилизовали на военную службу в Сибирскую армию под командованием адмирала Колчака и направили на работу в газету «Сибирские стрелки» (издание штаба 1-го Средне-Сибирского армейского корпуса), где вскоре он стал редактором. В мае 1919 г., незадолго до сдачи Перми «красным», Иванов — транзитом через Екатеринбург — выехал в Омск, туда же — диктатор вызвал и профессора Устрялова, который, в свою очередь, и пригласил Всеволода Никаноровича в Русское бюро печати (РБП; первоначально — АО «Русское общество печатного дела») — пропагандистский орган правительства Колчака, ведший активную пропаганду идеалов Белого движения. Директором-распорядителем РБП был журналист, руководитель Восточного отдела ЦК Конституционно-демократической партии (кадеты, второе название — Партии народной свободы) Александр Клафтон (1871–1920), его товарищами (заместителями) — философ и публицист Дмитрий Болдырев (1885–1920) и всё тот же будущий идеолог «сменовеховцев». Иванов заведовал сначала печатным, а позднее — газетным отделом, находясь в непосредственном подчинении у Болдырева, отвечающего за внутриполитическую (национально-военно-религиозную) информацию (Устрялов координировал внешнеполитическое направление). Согласитесь, довольно не «рядовой газетчик»…
Согласно показаниям Клафтона (в мае 1920 г. предстал в Омске перед Чрезвычайным революционным трибуналом, расстрелян 26 июня того же года), к созданию РБП их подтолкнула неудовлетворённость внутренней, то бишь официозной пропагандой. Но в целом организационной миссией бюро была идейная борьба с Советской Россией, в том числе и за её пределами — именно через РБП газеты «белой» Сибири и Дальнего Востока получали всю основную информацию. Главноуправляющий делами Верховного правителя и Совета министров (с августа 1918) Георгий Гинс отмечал, что Русское бюро печати «…работало с большой энергией, и успехи его были очевидны», при этом он особо подчёркивал: «На фронте больше верили свободной печати» (Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак: Поворотный момент русской истории. 1918–1920 гг. — Пекин; Харбин: О-во возрождения России, 1921. С. 462–463).
Так что работы у Всеволода Иванова в Омске, что называется, хватало. Настолько, что и жил он в одной из комнат дома купца, депутата Городской думы Павла Липатникова, где и располагалась штаб-квартира РБП (в то время — ул. Второй взвоз, ныне — Гагарина, 26 — местонахождение областного минкульта). К слову сказать, эта работа неплохо оплачивалась — «топ-менеджеры» Бюро печати получали от полутора до четырёх тысяч рублей (ГАРФ. Ф. Р-4910. Д. 11. Оп. Л. 9об.), тогда как в колчаковском правительстве самый высший министерский оклад составлял две с половиной тысячи (Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак… С. 406).
В августе 1919 г. Русским бюро печати было решено начать издание газеты типа «вечёрки» под названием «Наша газета», а главным редактором назначили Вс.Н. Иванова, выступившим инициатором её создания. В первом номере — от 16 августа 1919 г. — в статье «От редакции» были изложены исходные позиции и цели нового издания:
» «Наша газета» родилась в тяжёлую, затянувшуюся над Россией ночь. Ночь злодейств, мутящих даже заматерелые души каторжан. Ночь развала по планам немцев тысячелетием созданной русской державы. Ночь предательства и братоубийства, затмивших Каина и Иуду. Но рассвет неминуем и близок: Народ России прозрел, восстал и освободил уже от советской власти три четверти былого царства» (Наша газета // 1919. № 1. С. 1).
«Наша газета» (тираж достигал 80 тысяч экземпляров) не была газетой только идейного содержания. Она, по мнению исследователя жизни и творчества писателя — хабаровского литературоведа Светланы Якимовой, в равной мере была газетой, отстаивавшей «право на полноту духовно-нравственной жизни и в эпоху социальных потрясений».
Начиная с седьмого номера, на третьей странице каждого последующего помещалась рубрика «Мысли мудрых», которая «в сжатой, лаконичной форме выражала идею каждого номера и духовно-нравственные приоритеты создателей газеты, в том числе её главного редактора» (Якимова С. И. Всеволод Никанорович Иванов… С. 41).
Частным гостем на страницах газеты была и поэзия, например, во время своего непродолжительного пребывания в Омске именно в этом издании публиковался один из основоположников футуризма Давид Бурлюк, чьи стихи, вероятно, соответствовали «духовно-нравственным приоритетам» главного редактора: «О, Родина! Что сделала с тобой / Толпа воров?! Тюрьма раскрыла двери, / И идеалы — заменил разбой, / И осквернили жизнь насильники и звери…» (Наша газета // 1919. № 8, от 16 сент.). Среди других авторов — Георгий Вяткин, делившийся «впечатлениями с внутреннего фронта»: «Эх, ты сельская Русь! / В красных масках ползут / По полям твоим гадины чёрные…» (Наша газета // 1919. № 11, от 25 сент.); поэт-символист и литературовед Юрий Верховский, будущий автор книги «Горький и киргизская литература» Александр Вощакин, Гавриил Дружинин, опубликовавший в 1960-х гг. в журнале «Простор» (Алма-Ата) цикл очерков-воспоминаний о писателях-сибиряках «В начале века»; поэт, помощник начальника политического отделения Особого отдела Управления делами Верховного Правителя и Совета министров Григорий Маслов, поэт Игорь Славнин, якобы «связанный с большевистским подпольем», и другие литераторы, о которых нам ещё предстоит рассказать.
В Омске Всеволод Никандрович, будучи неплохим рисовальщиком (его отец — окончил Строгановское училище), входил и в круг художника-авангардиста Льва Бруни и его жены Нины, дочери поэта Константина Бальмонта…
Статьи и репортажи самогó Иванова, причём, и в других омских изданиях, быстро сделали его влиятельной фигурой в колчаковском «агитпропе», а более всего он сошёлся с «лейб-писателем» Верховного правителя Сергеем Ауслендером. Именно к нему, своему «единственному милому сотруднику», переселился в сентябре 1919 г. штабс-капитан Иванов: «Испокон жил он [Ауслендер] в гостинице «Россия», на углу р. Омки и Любинского, в этом огромном доме, в котором жило последнее время всё Министерство внутренних дел, вооружённое винтовками В. Н. Пепеляевым (министр внутренних дел в правительстве Колчака. — Ю.П.) и ежедневно в августе месяце лежавшее во дворе министерства на животах в цепи…» (Иванов Вс. В Гражданской войне. (Из записок омского журналиста). — Харбин: Тип. изд-ва «Заря» М. С. Лембича, 1921. С. 34).
Впрочем, своего товарища Всеволод Никандрович особенно не стеснял — в это же время генерал-лейтенант Дитерихс утвердил «Положение о Дружинах Святого Креста», и Болдырев (умрёт от сыпного тифа 12 мая 1920 г. в Иркутском тюремном госпитале) подключил Иванова к организации вербовочных пунктов добровольцев…
Теперь о «недоразумениях», анонсированных в зачине очерка. Практически сразу же после переезда Всеволода Вячеславовича Ивáнова из Омска в Петроград в 1922 г., «кандидат на Нобеля» Антон Сорокин начал отправлять в различные инстанции, в том числе и в газеты, разоблачительные письма, по сути, доносы, в которых доказывал, что Ивáнов «не сражался с колчаковцами, а был редактором передвижной колчаковской газеты «Вперёд!». Здесь он писал свои клеветнические статьи… здесь написаны повести из подвигов ижевских рабочих-белогвардейцев, «Бронепоезд», «Фарфоровая избушка», давшие Ивáнову всероссийскую известность…» (ГИАОО. Ф. 1073. Оп. 1. Д. 364).
Действительно, автор «Бронепоезда 14-69» (кстати, впервые повесть опубликована в № 5 журнала «Красная новь» за 1922 г.) работал в типографии «Вперёд», выпускавшей одноимённую газету, и, как признавался он сам в 1939 г. в письме Сталину, «написал в эту газетку несколько статей антисоветских и один или два рассказа» (Иванов Вс. Дневники. — М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2001. С. 340). Но куда более известным автором «газетки» (выходила с 4 марта 1919 г. под девизами: «Верьте в Россию!», «Всё для спасения Родины!») был Всеволод Никандрович Иванов, на что, кстати, намекал его тёзка в одной из автобиографий. Но издавал и редактировал газету «Вперёд!» Василий Янчевецкий, который в конце 1920-х гг. пришёл в советскую литературу как писатель-историк Василий Ян (1875–1954), впоследствии — автор популярной трилогии «Нашествие монголов», лауреат Сталинской премии в области литературы и искусства первой степени…
На склоне своих лет Вс.Н. Иванов говорил:
«У меня было три жизни. Первая — в дореволюционной России, вторая — за границей, третья — в Советском Союзе. И каждую я начинал с ничего — уходил в чём был, даже зубной щётки не прихватывал».
Скорее всего, мало что он успел прихватить и 14 ноября 1919 г., уезжая с Ауслендером из Омска на повозке лошадей… Этот и дальнейший отрезок своего пути и пути русских беженцев с запада на восток Иванов показал в реальном свете, без домыслов и прикрас: «И всё это двигалось, шло, брело, ехало, туда, на обетованный восток. Что же ждало на этом востоке их, и воинов, и невоинов, но объединённых всех одним — противобольшевизмом?» (Иванов Вс. В гражданской войне… С. 128)
Как видим, о своей службе на стороне «белых» Всеволод Никандрович предпочитал не вспоминать, во всяком случае — публично. Писатель рассказал об этом периоде своей жизни в книге «В гражданской войне. (Из записок омского журналиста)», вышедшей в Харбине в 1921 г., через несколько месяцев после казни адмирала Колчака в Иркутске. Есть в ней и такие строки о столице белой России:
«Мы также далеки от гражданского мира, как были и в Омске, если ещё не дальше <…>. Зато тем ярче выдвигаются лозунги, под которыми мог подписаться хороший честный Омск, Омск адмирала Колчака как личности, Омск того воодушевления, тех первых взрывов воодушевления, которыми сопровождались первые его успехи <…>. Омск не такой, каким он был в летописях злопамятных, всё критикующих людей, а такой, каким он должен быть, Омск сходивший, как некая определённая власть на освобождаемые города, со своими активными борцами, со своим офицерством, честными мобилизациями интеллигенции — такой Омск не изжит, да не может быть изжит, его время — впереди, не как, конечно, географического центра, а как комплекта морально-политических чаяний и понятий. Но для этого надо выстрадать его…» (Там же. С. 19–20).
…В конце 1919 г., в самом начале «Великого сибирского ледяного похода», под Оханском Всеволодом Ивановым был написан сонет «Междоусобие», опубликованный уже во Владивостоке в литературно-художественном приложении к воскресному номеру газеты «Русский край». В том числе, там были и такие строки:
«Дорогой неживой идут два разных брата. / И кровь, как зеркальце, в следах от колеса…»
Так, пожалуй, впервые в русской литературе появился образ «красного (кровавого) колеса», проложившего колею, разделившую русских людей на поколения вперёд…
…До Владивостока наш герой добрался в апреле 1920 г., а поселился «основательно» в «снежном, сыром марте» следующего года (с осени 1920-го — проживал Харбине, а через полгода вернулся). Белогвардейский переворот, поставивший у власти во Владивостоке братьев Меркуловых и свергнувший «розовую» эсеро-большевистскую власть Временного правительства Дальнего Востока, произошёл 26 мая 1921 г., но его подготовка началась намного раньше, и Всеволод Никанорович имел к ней прямое отношение.
По его словам, он прибыл во Владивосток «для подготовки организационного центра заговорщиков — Съезда несоциалистического населения Дальнего Востока» («Непрерывное движение духа…»: Дневник и записные книжки Вс. Н. Иванова. Хабаровск, 2012. С. 369).
Период с мая 1921 г. до октября 1922-го — высшая точка карьере «белого» журналиста и издателя Иванова: он стал руководителем всей официальной издательской деятельности в Приморье под эгидой Временного Приамурского правительства братьев Меркуловых, редактировал «Вечернюю газету».
«Мы твёрдо уверены, — писал Вс. Н. Иванов, — что из всего того ада, который в настоящее время представляет из себя Россия, Приморье есть самый счастливый уголок» ([Иванов Вс. Н.]. 100 // Вечерняя газета. 1921. 26 сент.).
Но спустя год, за три дня до вступления в город (22 октября 1918) «красного воинства, голодного, разутого, вшивого, немногочисленного» (Иванов Вс. Крах белого Приморья (Из записок журналиста). — Тяньцзин, 1927. С. 3), Иванов покинул Владивосток и на многие годы оставил Родину, направляясь в Корею, а затем в Китай. Тогда же, в Токио, вышел его поэтический сборник «Сонеты» (дополнительное издание в Харбине в 1930).
С 1923 г., переехав на непродолжительное время в Шанхай, Всеволод Никанорович приступил к работе над книгой «Мы», носящей подзаголовок «Культурно-исторические основы русской государственности». Книга имела известный успех, так как в ней анализировалась история России в части её связи с Азией. В 1926 г. Иванов издал небольшой сборник историко-лирических, исполненных тоской по Отчизне стихов под названием «Беженская поэма», а с 1928 г. — занимал пост главного редактора русского издания китайского официоза «Гун-Бао» («Общественная газета»), которую финансировал китайский «олигарх» Гуань Хун-и, остававшийся всё время существования газеты её директором.
«Цензура [в Харбине] чисто условна, — отмечал Иванов, — главное — не задевать больших персон, которые могут пожаловаться начальству. Книги выходят безо всякой цензуры так легко, что просто удивительно» (Иванов Вс. Харбин 20-е годы // Русский Харбин: сборник. — М.: Изд-во МГУ «ЧеРо», 1998. С. 9).
В свою очередь, поэтесса и журналист Юлия Крузенштерн-Петерец (правнучка старшего брата знаменитого адмирала) оставила нам такой «портрет» Всеволода Никандровича:
«По виду это был типичный мужик — великан, ростом чуть ли не семи футов (выше двух метров — Ю.П.), необъятнейшей толщины, а весом и сказать не берусь сколько. Обжора, кутила, ругался артистически на нескольких языках, но без злости — весельчак <…>. Талант его тогда цвёл пышным цветом, особенно хороши были его статьи, написанные чудесным русским языком — вкусным, сдобным, чуть-чуть сыроватым языком московской просвирни. Он был в то время известен не только на востоке» (Крузенштерн-Петерец Ю. В. Воспоминания // Россияне в Азии. Торонто, 2001. № 8. С. 71).
Фрагмент газеты «Гун-Бао» от 24 апреля 1928
Эмиграция в Китай стала для Вс.Н. Иванова, с одной стороны, драматической страницей жизни, принесшей ему испытания, лишения и утраты. Вместе с тем именно эмиграция открыла для этого самобытного писателя-мыслителя новые горизонты в научном и художественном познании, обогатив его щедро, по-восточному. Написанные им в Китае и под влиянием культуры Китая произведения, как считает Светлана Якимова, делают его творчество своеобразным научно-художественным «окном» в мир Востока не только для россиянина (Якимова С. И. Универсализм и полидисциплинарность в творчестве писателя-мыслителя Вс.Н. Иванова // Филологические науки. Вопросы теории и практики № 11 (89) 2018. Ч. 2. С. 273).
Здесь нет необходимости перечислять многочисленные философские и литературные труды, созданные в эмиграции Ивановым, автором исключительно плодовитым. Но на один из них, для понимания мировоззрения писателя, следует обратить внимание — это статья «Усиление русской жизни», опубликованная на страницах периодического издания «День русской культуры», в номере от 15 июня 1930 г. Сопоставляя понятия культура и цивилизация, Вс. Иванов приходит к заключению, что после революции 1917 г. в России идёт «проповедь отказа от всего русского». Автор восклицает, буквально клянётся:
«Нет! Мы не откажемся от всего русского, что так ясно, что так мило нам…». С точки зрения Вс. Иванова, русский народ, русский пейзаж, русское искусство — «это адаманты национальной веры». Задача русской интеллигенции, по мнению Вс. Иванова, «устремить все своё внимание на эти непреложные факты русского бытия и осознать их» (Иванов Вс. Усиление русской жизни // День русской культуры. — Харбин. 1930, 15 июн. С. 13–15).
Вс.Н. Иванов. Дочь маршала. — Хабаровск: Дальневосточное гос. изд-во, 1973
Ровно через год из-под пера Иванова выходит статья «О сущности русской культуры», где автор утверждает, что «русская культура объединена верой, единым мирским порывом. <…>. Она не верит в смерть, она верит в вечную жизнь <…>. Она зачинается на самом дне русской души», и дальше:
«Мы верим в Россию, как в нечто целое и единственное — верим накрепко и навсегда. И в этой вере в торжество общего чувства народного, правильности соборной и лежит существо русской культуры» (Иванов Вс. О сущности русской культуры // День русской культуры. Харбин. 1931. 8 июн. С. 19), — такова позиция писателя-эмигранта, почти сразу же после публикации статьи получившего «пурпурную книжицу» гражданина СССР (обращение в консульство с предложением услуг по сотрудничеству состоялось ещё в 1925) и принятого на должность редактора в издаваемую советским посольством на английском и русском языках газету «Шанхай Геральд».
Освещал Всеволод Никанорович и китайские события на страницах «Известий» и «Правды». Владевший кроме основных европейских также китайским, японским, корейским и монгольским языками, он периодически составлял для Наркоминдела обзоры, основанные на первоисточниках. В 1930-е гг., в процессе личного и эпистолярного общения, им была создана монография о русском художнике, подвижнике русской культуры Николае Рерихе.
…В конце 1936 г., Всеволод Никанорович совершил непродолжительную поездку в Тяньцзин. В то время в этом городе русскими эмигрантами был основан кружок китаеведов «Общество изучения Китая». Кружок состоял из русской молодёжи, издававшей свой журнал «Вестник Китая». Редактором его стал Вс. Иванов, правда, вскоре переехавший в Шанхай. Тогда же он расстался со своей второй женой, навсегда сохранив с ней добрые отношения (есть предположение, после 1948-го Вера Анатольевна выехала их Харбина в СССР и с 1953-го по 1960 г. заведовала деревенской библиотекой в Хакассии). О третьей женщине в судьбе писателя — Зое Казаковой — известно немного: она была драматической актрисой, играла в театрах Харбина, «вполне квалифицированно и очень едко освещала театральную жизнь Шанхая», отправиться вместе с мужем в Советский Союз наотрез отказалась.
С четвёртой женой — Марией Букреевой (1901–1979) Иванов встретился в июле 1945 г. в Хабаровске, который ему был определён для местожительства. Вероятно, их знакомство произошло в краевой научной библиотеке, в это время Мария Ивановна была её директором. О последней своей «подружке», как ласково он её называл, Всеволод Никанорович писал, что «Маша — это раковина, куда прячется улитка моей души». В июне 1946 г. Букреевой, вышедшей замуж за бывшего «колчаковского офицера и эмигранта», пришлось оставить пост директора…
…Но вернёмся ненадолго в Китай военного времени. С началом Великой Отечественной войны атмосфера внутренней жизни российских эмигрантов изменилась. Чувство нависшей над Россией опасности усилило патриотические настроения в среде творческой интеллигенции, которая прежде была настроена антисоветски. Иванов стал одним из активных участников патриотического движения в среде русских эмигрантов в поддержку СССР. В годы Великой Отечественной войны он работал в Шанхае на радиостанции «Голос Родины» со дня её основания, 30 августа 1941 г., по 3-е февраля 1945 г., день своего отъезда в СССР. Выступая перед радиослушателями, читал, выходившие из-под его собственного пера, острые политические фельетоны, проводил циклы бесед по истории общественного движения; организовал большой цикл уникальных литературных передач («Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Тарас Бульба», «Тихий Дон», «Накануне» и др.), об отдельных писателях России (Горький, Лев Толстой, Шолохов, Лермонтов, Пушкин и др.).
После возвращения на Родину, эмигранту с большим стажем было совсем непросто «встроиться» в непривычную обстановку советской жизни того времени, найти общий язык с окружающими и коллегами, которые нередко относились к нему насторожённо, если не враждебно. Первое десятилетие жизни в Хабаровске писатель посвятил переработке произведений о Китае, их идеологической и художественной адаптации к советской действительности.
«Волчьим литературным билетом», называл Иванов отторжение его произведений литературными кругами и критикой, а попытку «стать советским писателем» — авантюрой, понимая, как «трудно на старости лет <…> делать жизнь в который раз» (Государственный архив Хабаровского края [ГАХК]. Ф. Р-1103, О. 1. Д. 156. Л. 4).Только после издания двух книг, в 1957 г., Иванов был принят в Союз писателей СССР.
Вс. Н. Иванов. Тайфун над Янцзы. — Хабаровск: Дальневосточное гос. изд-во, 1952
Приобретённый в эмиграции опыт знакомства с культурой Востока Всеволод Никанорович воплотил в цикле исторических повестей о Китае «Тайфун над Янцзы» (1952) и «Путь к Алмазной горе» (1956), в повести об эмигрантском периоде жизни «Дочь маршала» (1971), а также в художественно-историческом романе «Чёрные люди» (1963; философско-эстетическим фундаментом романа стал ещё «харбинский» очерк «Оправданный Аввакум»). О событиях революции 1905 г. в Костроме Иванов рассказал в романе-хронике «На Нижней Дебре» (1958).
Цикл исторических повестей «Императрица Фике» («Иван III», «Ночь царя Петра», «Императрица Фике»), изданный Хабаровским издательством в 1967 г., знакомит с художественной картиной трёх узловых периодов отечественной истории, имевших принципиальные последствия для будущего России. Для детей Ивановым были написаны: «Весенняя повесть о ящике на окне» (1957), фантастическая повесть «Золотой бурундук» (1959) и др.
Одним из последних его произведений стало историческое повествование «Александр Пушкин и его время» (Хабаровск, 1970) — к имени великого русского поэта писатель обращался и в своей литературно-критической деятельности, и в поэзии…
Вс.Н. Иванов с писателем Николаем Максимовым. Хабаровск, 1957
Незадолго до своей кончины Иванов записал в дневнике:
«Нужно иметь за собой происхождение — историческое хотя бы. А главное, нужно иметь и уметь давать чувствовать, что ты не обыватель, что ты нужен Родине и даже после смерти, нужен ей твой дух…».
9 декабря 1971 г. Всеволод Никанорович скончался (будучи диабетиком, врачей не жаловал), оставив большое литературное наследие, свою историческую правду, свою любовь и преданность русской истории.
Но досадно, что писатель оказался совершенно невостребованным, как глубокий знаток китайской цивилизации. Даже после известных событий на уссурийском острове Даманский (1969) он не признавался советскими историками. Впрочем, и сегодня его труды по этой тематике (например, «Китай и его двадцать четвёртая революция») издавать никто не спешит, а разве не дают определённую «пищу» для размышления, допустим, такие наблюдения дальневосточного мыслителя:
«Все китайцы, приветствуя друг друга, прежде всего справляются о состоянии знакомых или друзей. Как мы. Но мы спрашиваем о здоровье как о самом главном, необходимом для нас. Китаец же осведомляется: «Ел ли ты?» Здоровье — это от природы, а сытость, так необходимая для всего живого, — от жизненной удачи, считают китайцы <…> Китайцы конкретнее, осторожнее нас и ближе друг к другу, нежели мы. Все их исторические переживания занесены в государственные анналы…» (Иванов Вс.Н. Исход: Повествование о времени и о себе // Дальний Восток. Хабаровск. 1995. № 1. С. 38).
Вс.Н. Иванов — с четвёртой женой Марией Букреевой. 1950-е
…По мнению некоторых исследователей, в жизни и творчестве Вс.Н. Иванова немало тайн. В последние годы его нередко представляют многолетним сотрудником советской военной разведки. Одна из публикаций (автор — скончавшийся в прошлом году писатель, исследователь восточной ветви Русского зарубежья Владимир Иванов-Ардашев) так и озаглавлена — «Первым Штилицем был Всеволод Иванов».
Известных документальных свидетельств в пользу данного утверждения нет. По крайней мере, книга «В Гражданской войне. (Из записок омского журналиста), посвящённая «светлой памяти адмирала Колчака, проф. Болдырева и Клафтона с великой болью…», не даёт двусмысленных толкований на сей счёт, а что было потом, точно не знает никто — тема русской эмиграции, насколько известно, многогранна и сложна. Возможно, кто-нибудь и напишет увлекательный роман о самом Всеволоде Никаноровиче Иванове, чья собственная судьба оправдала некоторые из его ожиданий…
А теперь посмотрите: Валерий Язвицкий, Василий Ян, Всеволод Иванóв… Получается, «колчаковский» Омск — прямо-таки подлинная «кузница кадров» для советской исторической литературы. В определённом смысле.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ ПРОЕКТА «ИМЕНА, ЗАБЫТЫЕ ОМСКОМ»:
Юрий Перминов: «Имена, забытые Омском»
2. Юрий Перминов: «После омских приключений Эразм Стогов бросил пить»
3. Юрий Перминов: «Николай Чижов никем себя, кроме как моряком и поэтом, не представлял…»
4. Юрий Перминов: «Гордость и украшение нашей литературы» занимался делами о поджогах и убийствах»
6. Юрий Перминов: «Неблагонадежный Вагин был заправским литератором, «не хуже многих»
7. Юрий Перминов: «Друг Валиханова, «русский пехотинец», бунтарь и тончайший лирик»
8. Юрий Перминов: «Наумов, писатель «из народного быта», не считавший чиновников честными людьми
9. Юрий Перминов: «Анненские — разные и нераздельные»
11. Юрий Перминов: «Митрич и Сиязов — кровью сердца за Сибирь»
12. Юрий Перминов: «В Омске о прахе писателя Кондурушкина позаботиться было некому»
14. Юрий Перминов: «Объехав «Американскую Русь», Гребенщиков считал страной будущего Сибирь»
16. Юрий Перминов: «Поэт Болховский — белый офицер, брат родоначальника русского экспрессионизма»
17. Юрий Перминов: «Расстрельный «Шоколад» Тарасова-Родионова»
19. Юрий Перминов: «Сергей Ауслендер — «лейб-писатель» Колчака, принятый в почётные пионеры»
20. Юрий Перминов: «Иван Малютин — «талантливый самоучка», сибирский странник и сиделец»
21. Юрий Перминов: «Омская» жизнь писателя Дорохова стала временем душевной ломки»
