БК55 публикует очередной материал из проекта омского писателя Юрия Перминова «Имена, забытые Омском».
Некогда популярного писателя Николая Олигера интересовала не только жизнь современных ему подпольщиков, но и психология людей будущего, их эмоции и чувства, проблемы любви и творчества, с которыми они сталкиваются даже в этом, «совершенном и свободном мире». Наверное, такие времена ещё не настали, а героя нашего очередного очерка нынче вспоминают редко, хотя его произведения в последние годы стали доступны современному читателю…
Николай Фридрихович (Фёдорович) Олигер появился на свет 2 декабря 1882 г. в Омске в семье обрусевших немцев — военного аптекаря, надворного (позднее — коллежского) советника Фридриха Рейнгольда и Наталии Августы, урождённой Шёнберг.
Н.Ф. Олигер
Учился в Омской мужской классической гимназии, где его близким другом стал Ян Ляховецкий, будущий советский дипломат (Иван Михайлович Майский, Полномочный представитель СССР в Финляндии, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Великобритании). В книге «Воспоминания советского посла» Майский довольно подробно описывает свою юность и уделяет немало места воспоминаниям об Олигере («белокурый, голубоглазый гимназист с забавно коротеньким носом, который он постоянно вытирал пальцем <…> натура у него была художественная, эмоциональная, порывистая, с резкими сменами настроений и необычайной впечатлительностью»).
Николай Олигер — учащийся Омской гимназии
Осенью 1898 г. Олигер и Ляховецкий организовали среди учащихся гимназии кружок для обсуждения литературы: «Потом — это было уже в начале 1899 г. — Олигер прочитал нам только что написанную им повесть «Друг», которая произвела на нас тогда сильнейшее впечатление. Повесть была выдержана в стиле полудетской трагической романтики, но от этого она только ещё больше нам нравилась. <…> Олигер сразу был вознесён в наших глазах на пьедестал «настоящего писателя» (каковым он впоследствии и стал)» Позже Олигер вывел своих друзей по гимназии в рассказе «Фрина» (1911), Ляховецкого — под именем Маркова, а себя самого — как Синицкого.
Омская мужская классическая гимназия. Раскрашенная открытка издательства С. Савельева. 1900–1904
«Строгий порядок был ему глубоко антипатичен, его стихийно тянуло к анархизму. Он увлекался романтизмом, любил красивую фразу, пышный образ, охотно уносился в облака, теряя почву под ногами», — вспоминал Майский (Майский И. М. Воспоминания советского посла: В 2-х т. М.: Наука, 1964. Т. 1. С. 82–83). Олигер неоднократно выступал в споры с учителями, был заводилой ученических бунтов, подговорил самых надёжных товарищей по кружку изготовить и расклеить по городу антимонархическую «прокламацию» следующего содержания: «Господа! Мы предлагаем Вам принять наш принцип: свобода, равенство. Просвещайте народ и помогите нам освободить Россию. Монархия есть деспотизм. Потрудитесь за угнетаемых».
За сочинение на тему «Литература екатерининской эпохи», в котором Олигер более чем резко раскритиковал правление Екатерины II, Николай получил две оценки — 5 «за литературную форму» и 1 «за возмутительное содержание».
Щеголяя цитатами, в своём сочинении он писал, что «Екатерина столкнула с престола своего слабоумного мужа», что, будучи очень капризной женщиной, она «раздаривала сотни тысяч крепостных своим многочисленным любовникам», что, ведя просвещённую переписку с Вольтером и Дидро, царица в то же время не терпела критики своих действий со стороны русских писателей и что все эти и многие другие обстоятельства наложили свой отпечаток на «литературу екатерининской эпохи».
Было принято решение об исключении «ниспровергателя устоев» из гимназии. Отец Олигера с трудом, пустив в ход все свои связи, смог добиться для сына возможности уйти «по собственному желанию».
Николая отправили в Саратов — в Механико-химическое техническое училище, но провалив одно из «революционных заданий», вынужден был бросить учёбу и бежать: тайно перешёл границу и два месяца скрывался на территории Австро-Венгрии — в Кракове. Здесь он проел все имевшиеся у него деньги, пытался, но не сумел как-нибудь устроиться и, в конце концов, осенью 1900 г. вернулся в Омск: намеревался сдать выпускной экзамен экстерном, но эта затея не осуществилось — начальство «по неблагонадежности» не допустило его к испытаниям.
С декабря 1901-го по июнь 1902 г. Олигер, ещё не разочаровавшийся в революционной борьбе, находился в Омском тюремном замке. После освобождения два года был под негласным надзором, до сентября 1904 г. жил в основном в Томске, выезжая в Омск; трудился секретарём редакции томской газеты «Сибирский вестник», подрабатывал журналистикой и репетиторством. В 1903 г. некоторое время служил конторщиком пароходного общества в Порт-Артуре.
Осенью 1904 г. занимался всё той же борьбой на Кубани, а в декабре того же года был арестован в Екатеринодаре (ныне — Краснодар) за участие в антиправительственной демонстрации, освобождён в 1905 г. Затем отошёл от революционной деятельности, с одной стороны — по состоянию здоровья (заболел туберкулёзом), с другой — сказалось разочарование революцией 1905 г.
Н. Ф. Олигер. 1915
В 1906 г. переехал в Санкт-Петербург, с этого времени Олигер начал постоянно печататься под настоящим именем: до 1904 г. публиковался в сибирских изданиях («Восточное Обозрение», «Степной край», «Сибирская жизнь») под псевдонимом Н. Степняк; сотрудничал с журналом «Русское богатство», позднее — одновременно с Буниным — с «Книгоиздательством писателей в Москве». В 1907 г. выпустил первый сборник рассказов, а с 1911 г. в Санкт-Петербурге начало выходить многотомное собрание сочинений Николая Олигера в составе Всемирной библиотеки «под наблюдением автора».
В центре его произведений находится жизнь революционеров, но не столько сама борьба, сколько быт подпольщиков, тюрьмы, ссылки и т. п. Критика отмечает незаурядное обличительное мастерство автора, проявившееся, в частности, в рассказах: «В часы отдыха», «Судный день», «По амнистии» и других. Вместе с тем его повести о революционерах «Белые лепестки», «Кожаный чемодан», «Принцесса», а также написанная в подражание «Коню бледному» В. Ропшина (псевдоним Бориса Савинкова) повесть «На аванпостах» вызывали упрёки в надуманности и расчёте на обывательский интерес.
Олигеру принадлежат также рассказы и повести «В долине», «Земля» — о событиях 1905 г. в деревне, рассказ-притча «Путешествие Нарады», написанный на основе индийских легенд.
Психологическая деградация бывшего революционера в обстановке литературно-артистической богемы показана в повести «Скитания». Позднее Олигер всё чаще отдаёт дань модной «проблеме пола» («Дачный уголок»), в его творчестве постепенно всё больше усиливаются «эротические мотивы», доходящие, по мнению некоторых современников — критиков и читателей, до «порнографии» («Заповедное», «В часы отдыха», «Вечер»). Собственно, это явление было довольно распространённым в литературе того времени. Церковные публицисты обозначали его как «острый половой психоз», а к «жрецам порока», помимо Олигера, относили Бальмонта, Кузьмина, Каменского, Блока, Сологуба, Куприна («Яма»), Горького, Леонида Андреева («Анфиса», «Бездна», «Анатэма») и даже Льва Толстого («Власть тьмы»).
Священник И. Фокин назвал этих писателей «грязными вырожденцами и психопатами», которые «воспевают разврат, воспевают человека-зверя… самца и самку» (Фокин И. Клевета на людей веры и церкви // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 4. Отдел неофиц. С. 37–38).
В книге Нейсфельда «Порнографический элемент в русской литературе» (1909) говорится:
«Ник. Олигер никогда не приковывал к себе внимания читателей и критики, но рассказы его никогда не оставались непрочитанными. В них было мало ярких, значительных мыслей; но это были всегда талантливые картинки жизни, всегда одухотворённые мыслью художника. И с г. Олигером случилось то же, что с гг. Лазаревским и Ауслендером: он не устоял перед модным течением, и его захлестнула волна порнографии…».
Правда, советская критика усматривала в «проблеме пола» уже и социально-обличительную «линию»: «…Олигер всё чаще обращается к изображению пошлости чиновно мещанской среды — к излюбленной тематике мелкобуржуазной интеллигенции эпохи безвременья» (Каган Л. Олигер // Литературная энциклопедия: В 11 т. [М.], 1929–1939. Т. 8. М.: ОГИЗ РСФСР, гос. словарно-энцикл. изд-во «Сов. Энцикл.», 1934. Стб. 282–283). Да, в словарях и энциклопедиях советского периода имя нашего героя присутствовало, но произведения его почти не публиковались. По той «простой» причине, что писатель, некогда состоявший в РСДРП, после 1917 г. совершил «поворот не туда». Метаморфозы эпохи…
Но вернёмся в предвоенное время. После обострения туберкулёза в 1911 г. Николай Олигер уехал в Одессу, с 1912 г. жил за границей — в Италии, Франции, с 1913 г. с женой и дочерью — на острове Капри, встречался с Буниным, Шаляпиным, Горьким. Кстати, «пролетарский писатель» признавал литературный талант Олигера, но считал, что тому нужно добиться большей самобытности:
«Жаль парня, у него есть способности, но он их насмерть топит в Андреевщине» (речь идёт о писателе Леониде Андрееве).
Считается, наибольшей художественной правдивости и эмоциональной силы Олигер достиг в некоторых повестях о тюрьме и смертной казни («Тимка», «Смертники» — повесть, высоко оцененная Короленко, «Один»), а среди произведений из жизни обывателя удачнее всего его рассказы о детях, где быт даётся с точки зрения детского восприятия («Бабушкина смерть», «Летний папа»).
Исследователям русской фантастики Олигер известен главным образом как автор романтической (имеющей некоторые черты женского любовного романа и обращённой в основном к читательницам, а не к читателям) утопии «Праздник весны» (1911), описывающей общество будущего. По мнению исследователя фантастики Всеволода Ревича (1929–1997):
»…заслуживает внимания попытка создать утопию чисто художественными средствами без экскурсантов и экскурсоводов, без статистических выкладок и пространных экономических объяснений. Вместо этого Олигер даёт групповой портрет гармонического общества, точнее, не всего общества, действие происходит только в среде скульпторов, живописцев, поэтов — творческой интеллигенции. Конечно, это особая группа, и по её изображению трудно судить о том, что представляет общество в целом. Автор иногда упоминает, что на Земле есть и заводы, и рабочие, и учёные. Но он их почти не изображает. Автору удалось показать некоторое психологическое отличие тамошних людей от нынешних, что, между прочим, не такая уж лёгкая задача…» (Ревич В. А. Куприн, Брюсов, Олигер // Новое в жизни, науке, технике. Серия: Литература. М.: Знание, 1979. С. 64).
«В романе отразилось существующее в оккультно-эзотерических учениях представление о совершенном человеке — Андрогине, соединившем в своей природе духовное и телесное начала, все знания о посюстороннем и о потустороннем мирах, — пишет современный исследователь Альфия Файзрахманова. — Мечта о «божественном всеединстве Сущего» (Вяч. Иванов), которой была пронизана вся культура начала XX века, стала предметом художественного исследования Олигера, стремящегося разрешить вопрос о совершенстве человека и мира» (Файзрахманова А. А. Поэтика русской литературной утопии 1900–1910-х гг. Бирск, 2011. С. 18)
Не употребляя по цензурным соображениям слово «революция», но явно намекая на смятение перед нею русской интеллигенции, Олигер убеждал читателя, что жизнь продолжает нести «своё пламенное знамя среди серого тумана», что надо уметь видеть не только «красный луч, который остр, как оружие». При этом наш герой в большей степени ориентировался на салонных читательниц в наивной надежде, что дамы скорее заинтересуются мечтой… Тем не менее, в «Празднике Весны» были подняты далеко не одни салонные темы: за феерией торжеств и карнавалов в прекрасных дворцах и садах чётко просматривается мысль о том, что человечество «не имеет права быть расточительным».
Издания произведений Николая Олигера
Выступал Олигер и как драматург. В рукописи осталась ранняя пьеса «Пансион» (1896). Весной 1913 г. в Суворинском театре и в театре Корша была поставлена его пьеса «Победители». После начала войны с Германией в патриотическом порыве поменял своё немецкое отчество на русское — Фёдорович. Сотрудничал в еженедельнике «Лукоморье», где 1914 г. напечатал «Дорожные наброски» — о впечатлениях первых дней войны при его возвращении в Россию через Балканы, рассказы о событиях на фронте и в прифронтовой полосе, в Польше. В начале 1915 г. отправился на фронт добровольцем, был уполномоченным Второго сибирского передового врачебно-питательного отряда Всероссийского городского союза и Сибирского общества помощи раненым. Весной 1916 г. контужен.
Издания произведений Николая Олигера
Рассказы Олигера на военные темы далеки от шаблонной, «военной» беллетристики. В лучшем из этих рассказов «Фаликон» (Сборник «Лукоморье», Петроград, 1915) изображён момент общего воодушевления, пережитый русским обществом в начале Первой мировой войны.
«Мы не хотели войны, — признавал писатель. — Мы даже проникнуты были горячей и искренней ненавистью к этому кровавому делу, которое позорило нашу культуру, разрушало с безумным легкомыслием всё, созданное неисчислимыми трудами, бросило кусок крупповской стали на алтарь свободной человеческой мысли. Но война принесла с собою огонь, который легко проник в наши души, слишком охладевшие, покрытые плесенью обыденности. И мы, запертые в своём кабинете, в своём узком кружке, в своей конторе или редакции — с удивлением и почти с восторгом вдруг ощутили в своих мускулах какую-то новую упругость, и новые яркие мысли в усталом мозгу, и новые желания в давно успокоившемся сердце» (Олигер Н. На войне. Картины и мысли // Вестник Европы. 1916. № 6. С. 175).
Октябрьскую революцию бывший «жрец порока» не принял и в 1917 г. отправился на пароходе в китайский город Харбин, на некоторое время задержавшись в Коломбо (Цейлон). По воспоминаниям Ивана Майского: «…бежал из революционного Петрограда куда-то далеко — не то на Филиппины, не то на острова Таити — вместе с какой-то странной и ненужной экспедицией министерства финансов, отправлявшейся на Тихий океан для изучения каких-то странных и ненужных вопросов».
Побывал ли Николай Олигер на Таити, история умалчивает, но известно, что в Харбине он работал редактором русскоязычной ежедневной газеты «Призыв».
Издания произведений Николая Олигера
В конце 1918 г. переехал в Читу, которая находилась тогда под властью белого атамана Григория Семёнова. Олигер вступил в партию кадетов, несколько недель работал в Бюро печати при штабе армии Семёнова (по другим данным — состоял начальником осведомительного отдела), где собирался заниматься «освещением действительного положения вещей и опровержением ложных и волнующих слухов», но, видимо, понял, что с атаманом ему не по пути и вышел из состава Бюро.
Работал в читинской газете «Русский Восток». В 1919 г. опубликовал очерк «За далёкими морями (Из набросков туриста)», передающий ностальгию по России, и основанную на индийском предании символическую сказку «Поцелуй» — о влекущей тайне и красоте смерти.
Издания произведений Николая Олигера
В многочисленных политических статьях (за подписью Н.О. и Н. Оль) давал негативные оценки большевистским вождям — Ленину, Троцкому, Луначарскому и проводимой ими политике, а также той интеллигенции, которая перешла к ним на службу.
«От революции мы ожидали много хорошего, а получили много худого», — писал Олигер.
Умер Николай Фёдорович от туберкулёза 27 ноября 1919 г. в Чите. Похоронен на кладбище Покровского женского монастыря.
Николай Олигер, первый писатель-фантаст, родившийся в Омске, в своих литературных утопиях допускал в будущий «совершенный, свободный мир» личность, тоскующую по прошлому, по его людям, «выкованным борьбой за существование».
Но в сегодняшнем, как минимум, омском литературном мартирологе места ему не находится…
Юрий Перминов: «Имена, забытые Омском»
2. Юрий Перминов: «После омских приключений Эразм Стогов бросил пить»
3. Юрий Перминов: «Николай Чижов никем себя, кроме как моряком и поэтом, не представлял…»
4. Юрий Перминов: «Гордость и украшение нашей литературы» занимался делами о поджогах и убийствах»
6. Юрий Перминов: «Неблагонадежный Вагин был заправским литератором, «не хуже многих»
7. Юрий Перминов: «Друг Валиханова, «русский пехотинец», бунтарь и тончайший лирик»
8. Юрий Перминов: «Наумов, писатель «из народного быта», не считавший чиновников честными людьми
