К 100-летию событий 1917 года колумнистом БК55 историком А. В. Минжуренко был подготовлен цикл статей, из которых и сложилась книга о революции. В 105-ую годовщину этого исторического перелома читателям предлагаются главы из этой книги.

В предыдущих главах речь шла о глубоком монархическом кризисе и причинах резкого падения авторитета императора Николая II. Массовые «беспорядки» в Петрограде в феврале 1917 года и переход армии на сторону протестующих, а также позиции депутатов Думы и поведение высшего генералитета привели к отречению царя от престола. Благодаря единству народа, демократическая революция добилась своей победы легко и без жертв. Россия радостно и дружно отмечала победу над самодержавием. Но тут приехал Ленин и всё испортил. Он призвал к какой-то второй революции. Вождь большевиков был не понят даже в своей партии.

Большевики и Ленин

До возвращения Ленина в апреле большевики как-то вообще были мало заметны. И это легко объяснимо. Они представляли собой всего лишь небольшую левую фракцию в Социал-демократической партии.

Ленин в это время начал добиваться того, чтобы его сторонники вышли из РСДРП и обособились, но весной 1917-го года большинство местных организаций все еще было объединенными: большевики довольно мирно сожительствовали с меньшевиками, и партийная программа у них была общая. А вот удельный вес большевиков в объединенных организациях давно уже не соответствовал их названию: везде они были в меньшинстве. А тех немногих, которые последовали советам Ленина и стали выделяться, в печати называли не иначе как «сектой».

Меньшевики вместе с эсерами доминировали во всех Советах. Даже если немного забежать вперед и посмотреть партийный состав Первого Всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов, состоявшийся в июне, то мы увидим, что из 1090 делегатов съезда большевиков было всего 105 человек — менее одной десятой части.

Ленин среди рядовых большевиков

О численности большевиков в марте–апреле у нас нет точных данных именно из-за того, что они были в составе объединенных с меньшевиками организаций и из-за того, что многие в годы войны вообще прервали связи с центром и ничем себя не обозначали.

Но у нас есть данные партийной переписи 1922 года, где каждый член партии произвольно мог поставить дату, с которой он считал себя примкнувшим к большевикам. Согласно этим материалам в марте 1917 года вышло из подполья и приступило к партийной работе 23 тыс. 600 человек социал-демократов, считавших себя сторонниками большевиков. Но даже в советское время исследователи отмечали неточность этих данных в сторону завышения цифры: многие партийцы на фоне победы большевиков в революции и Гражданской войне прибавляли себе партийный стаж, проставляя в анкете именно март, а не более поздние даты.

Но даже если брать за основу эти завышенные данные, то все равно приходим к выводу: для огромной России это была маленькая партия. Да и можно ли было фракцию ленинцев считать на то время четко сплоченной партией: ведь объединенные с меньшевиками организации на местах существовали до осени 1917 года и признавали решения меньшевистского центрального органа — Организационного Комитета (ОК), а не ленинского самозванного ЦК. Но сейчас даже не об этом речь. В любом случае, возьмем ли мы за основу 24 тыс. или меньшую цифру, все равно очень контрастно будет выглядеть количество членов большевистской партии уже в августе этого же года — 240 тыс. человек. Более, чем десятикратный рост!

А вот это уже феноменально! И этот исторический феномен стоит рассмотреть внимательнее: как из небольшой политической секты леворадикалов в течение полугода выросла крупнейшая партия, захватившая затем власть в стране.

И тут же вопрос, еще более масштабный, обозначенный в предыдущей главе: как удалось Ленину, пойдя в одиночку против всех объединенных в одном порыве политических сил страны, добиться реализации своих целей. Таким образом, очень настойчиво напрашивается в наше расследование проблема роли личности в истории. Конечно, никто лучше Г. В. Плеханова не раскрыл эту тему (см. его статью «К вопросу о роли личности в истории»), но он эту статью написал до ленинского феноменального вмешательства в ход событий в России.

Пожалуй, действия Ленина в апреле–октябре 1917 года — непревзойденный пример влияния одного человека на ход не только российской, но и мировой истории. Но, согласно каким критериям оценки роли одной личности мы делаем такое заявление?

Представляется, что критерием может быть значение действий этого человека не просто на ход событий, а на радикальное изменение вектора движения и на слом набравших силу тенденций. Каждый выдающийся исторический деятель своими действиями и поступками, разумеется, накладывает свой субъективный личностный отпечаток на все происходящее под его руководством или влиянием, но далеко не каждый резко и кардинально меняет весь тренд процессов, исходя исключительно только из своих представлений и будучи поначалу никем не понятым.

И только к Ленину это относится в полной мере. Мы уже отметили, что не только все политики страны, но и вся элита большевиков не поддержала Ленина с его апрельскими тезисами. «Никакой поддержки Временному правительству!»

Как же так?! Это же революционное правительство победившего народа, которое надо защищать от возможной контрреволюции!

Рабочие и служащие депо

«Абсолютный отказ от «революционного оборончества»… Организация самой широкой пропаганды этого взгляда в действующей армии. Братанье.»

Какое «братанье»? С немцами, с врагом?!

Очевидцы рассказывали, что солдаты, встречавшие Ленина на Финляндском вокзале, при этих словах зароптали, запереговаривались: а не поднять ли этого оратора сразу на штыки — явно немецкий агент. Да и всеми политиками, включая большевиков, война теперь понималась как защита революции от посягательств немецкого реакционного кайзеровского режима. И тем самым война, якобы, сменила свои характеристики: она уже со стороны демократической России была не «империалистической», а революционной и «освободительной».

А тезис о подготовке новой революции разве не выглядел абсурдным? Против кого революция? Ведь сам же Ленин в этих же тезисах признает «Россия сейчас самая свободная страна в мире…отсутствие насилия над массами». И кого свергать прикажете, если все в стране решается исключительно демократически и солидарно?

Но Ленин, не получив поддержки у лидеров большевиков и в Петроградском городском комитете, идет со своими тезисами в районные организации. Там нет такого уровня ораторов как в ЦК, ему там никто не может компетентно возразить, и ему удается убедить неискушенных рабочих активистов.

Тезисы поддерживают вначале рабочие Петроградского района, затем Нарвского, потом Василеостровского.

Митинг-на-Трубочном-заводе

Почему в рабочих окраинах Ленин нашел понимание у рядовых большевиков? Ответ простой: рабочие не были настолько хорошими знатоками марксистской теории как интеллигенция в ЦК.

Над ними не довлел тезис Маркса о том, что социалистическая революция может назреть лишь в самых передовых капиталистических странах, где капитализм дошел до своих самых высших уровней и исчерпал возможности развития производительных сил в рамках этой формации. Поэтому рабочие большевики и не увидели принципиальный отход тезисов Ленина от основной марксистской доктрины.

Итогом этой кипучей деятельности Ленина в партийных низах явилась VII Всероссийская апрельская конференция (7-12 мая по новому стилю), которая высказывается в поддержку его тезисов. Ленин на этой конференции выступал в прениях 20 раз! И писал сам все проекты резолюций. Продавил, что называется. Делегатов, правда было совсем немного — всего 133 человека с решающим голосом, но эта конференция сыграла роль съезда, наметившего курс партии на подготовку социалистической революции.

Первый раунд борьбы за реализацию своих идей Ленин выиграл: убедил свою партию в необходимости перехода ко второму этапу революции.

Рабочие завода Густава Листа

Следующий этап был потруднее. Предстояло добиться перехода всей власти в руки Советов. В данное время это можно было сделать мирным путем, так как солдаты полностью поддерживали Петросовет, и тому было достаточно принять соответствующую резолюцию. Но почему Ленин стремился к этому: ведь большевиков в Советах было не более 10%? Это сложный вопрос. Неужели он мог предвидеть, что партийный состав этих органов так быстро можно будет изменить в короткое время?! Видимо, да.

Здесь он тоже обращается к социальным низам, к первичным Советам. Там люди простые и легко воспринимают понятные им популистские призывы. Учел Ленин и динамичность составов советов и их гипердемократичность: на любом новом собрании рабочие могли поменять своих представителей в любом совете. И это позволяло Ленину, вбрасывая в массы популярные лозунги, добиваться смены членов советов в пользу своей партии.

Вполне возможно, что Ленин учел и опыт других революций (английской, Великой французской, например), которые все развивались в направлении их радикализации.

К этим революциям также, как и к русской, полностью подходит образ «красного колеса», введенный в оборот А. Солженицыным. Смысл этого образа в том, что инициаторы революции, имея относительно скромные цели, раскачивают-раскачивают и наконец сталкивают это огромное колесо под гору. И оно покатилось! Но остановить его в намеченной точке эти инициаторы уже не смогут. Они забыли про закон инерции. При попытке затормозить это разогнавшееся колесо самые первые революционеры будут непременно раздавлены им, и оно устремится далее вниз.

«Революция пожирает своих детей» — воскликнул один из инициаторов Французской революции Жорж Дантон, всходя на эшафот. Радикалы-якобинцы объявили его «врагом народа» и контрреволюционером за его попытки затормозить страшный бег «колеса», докатившегося до массового террора.

Вождь большевиков, гениально предугадывая этот процесс, даже несколько забежал вперед в выдвижении радикальных лозунгов тогда, когда сами массы еще не подошли к ним. Он уже предварительно «застолбил» место вождя следующего этапа. «Красное колесо» революции, сорвавшись в феврале с вершины, неминуемо должно было докатиться до самых нижних левых позиций, и только большевики должны были, по замыслам Ленина, быть готовыми к тому, чтобы оседлать и возглавить это движение на его самом последнем этапе.

Как ни крути, но любимое словцо большевиков тут будет уместно употребить: партия Ленина оказалась, благодаря своему вождю, «в авангарде» процесса развития революции до ее самых крайних пределов.

ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ ПРОЕКТА: