Александра Яковлева — омская писательница, выпускница филологического факультета ОмГУ имени Ф. М. Достоевского. Публиковалась в литературных журналах «Наш современник», «Дон», «Складчина», «Образ», «Формаслов». Автор книг «Вот она я», «Голубиные дети», «Сказки со дна озера». В 2018 году стала лауреатом I степени региональной литературной премии им. Достоевского. В этом году вошла в лонг-лист литературной премии детских писателей им. Корнея Чуковского.
— С момента, когда я познакомилась с вашим первым сборником рассказов «Вот она я», вы для меня представлялись личностью, тяготеющей к природе, этнической жизни, поскольку ваши тексты именно такие. И меня немного удивило, что вы переехали в Санкт-Петербург. Как это произошло?
Я не планировала переезжать сюда. Меня вполне устраивал Омск для жизни. Просто так сложились обстоятельства. В принципе, Санкт-Петербург мало чем отличается от Омска в плане городской жизни. Это большие города и, живя в них, ты не чувствуешь на 100% той «реальной» жизни, которая существует в деревнях, в поселках. Другое дело, что в Ленинградской области намного лучше развита инфраструктура. Я из города могу доехать до многих деревень. С мужем планируем съездить на север области — в Карелию, посмотреть, как там живут люди.
Еще у меня давно есть идея съездить по Иртышу до Салехарда, на теплоходе или пароме, но в 2020 году из-за локдауна все закрыли. Все же я надеюсь, что в будущем осуществлю эту мечту.
— А не хотели бы переехать туда, где живут коренные народы, о которых вы пишете?
— Скажу так — хотела бы, но не куда угодно. Есть интересные места, где я хотела бы пожить какое-то время. Но есть и те, где не за что бы не стала, потому что там объективно не очень комфортные условия. И преодолевать себя… ну, только если это будет нужно по работе. А вообще я хочу поселиться где-нибудь за городом в своем доме.
— Как Питер влияет на вашу писательскую жизнь? Лучше пишется?
— Пока изменений нет. Что в Омске сидишь в четырех стенах и пишешь, что здесь. Никто не отменял, конечно, эффект нового города. Много новых впечатлений. Некоторые известные писатели специально уезжают в другие города или деревеньки, чтобы там писать. Но это туризм: поработал и уехал. Мы же приехали сюда жить, пока обустраиваемся, и я мало пишу. Поэтому пока сравнить не могу.
— А красивая картинка за окном? Величественная питерская архитектура? Это влияет на творчество?
— Это опять же к вопросу о новизне. В Омске тоже есть красивые места, просто я к ним уже привыкла, а здесь много нового и интересного. Вы правильно сказали, что я тяготею к некой этнической направленности, не только в текстах, но и вообще в своей жизни. В этом плане Петербург мне не очень помогает, но зато здесь много способов выехать в те места, где для меня вдохновения очень много. В основном — это природа.
— Но ведь еще в Петербурге очень мощная писательская тусовка.
— О, это да.
— Вам не кажется, что писатели Петербурга более андеграундные, у них свой мирок, и не каждый может туда проникнуть?
— Здесь очень много писательских групп. Есть андеграундные ребята, как вы говорите, а есть более… я не знаю, как их назвать … мейнстримные…
— Массовые, возможно?
— Массовые, да, открытые ребята, как правило они связаны с союзами писателей — Союз писателей России, Союз российских писателей, Союз молодых литераторов. Я в основном общаюсь с ними сейчас. Эти общества организуют много книжных форумов и мероприятий литературных. А к андеграундным я пока не знаю, как залезть и, если честно, не знаю, нужно ли мне это. В общем, пока присматриваюсь.
Вообще, в плане андеграунда, здесь происходит много интересного. Летом мы шли по Литейному, зашли в дворик «Фонтанный дом» — это дом-музей Ахматовой. Там есть арка и все ее стены исписаны стихами: люди пишут свои стихи, ахматовские, оставляют рисунки. Мы зашли, а там стоит мужчина-работник и это все закрашивает. Это было ужасно. Причем интересно, что он выборочно замазывал стихотворения. Те, что ему нравились, он, видимо, оставлял. Но интересно, что через пару дней мы опять туда пришли и там было куча народа. Особенно мне понравились девочки в абсолютно прекрасных летящих платьях аля начало 20 века. И они все это писали снова. Вот это — Питер.
— В Омске в этом плане победнее, да? Меньше литературного?
— Там есть свои «любимые ребята». Тот же Сорокин, его дом. Но да, там такого определенно меньше.
— Недавно вы вошли в лонг-лист литературной премии детских писателей имени Корнея Чуковского с повестью «Голубиные дети». Расстроились, что не попали в короткий список премии?
— Нет, абсолютно. Это очень крутая премия и попасть даже в лонг-лист это очень здорово. А там лонг-лист не большой. Бывает лонг-листы в 40 фамилий в каждой номинации, а тут было по 10 человек. И для меня это уже очень круто. Видите, текстов-то очень много хороших. Например, Анна Страбинец «Зверский детектив» — это очень крутая книга. И то, что она прошла в шорт — это заслуженно. У меня нет в этом плане расстройства и мыслей о том, что «моя книга лучше всех», а ее обделили. Нет! Возможно, если ты ноунейм автор, то у тебя несколько меньше шансов, значит тебе нужно стараться больше.
— Но неужели даже в первые секунды, когда вы смотрите список и не находите там своего имени, нет ни единого укола обиды?
— Знаете, я расстроилась, когда не попала в лонг-лист премии детского писателя Крапивина. Это для меня важная премия. Я мечтаю когда-нибудь попасть в списки Крапивинки.
— Премии — это для вас очень важно? Насколько необходимо, чтобы вашу книгу похвалили?
— Не буду кокетничать, это приятно. А если премия денежная — это вообще хорошо. Но не премиями едиными, как говорится. Есть и другие пути, как донести себя до читателя. Премия — один из самых хороших путей. Даже если ты не победил, но прошел в лонг или шорт лист, то выше шансы, что книгой заинтересуются издательства. Просматривать списки для них намного проще, чем поток заявок, которые приходят на почту каждый день.
Недавно я получила премию Левитова за один из рассказов. Я получила ее в категории «Проза до 35 лет», а в категории «Проза 40+» победила Ольга Фатеева с одним из своих рассказов. Она также автор замечательного автофикшн-романа «Скоропостижка» (она судмедэксперт по совместительству). Это очень крутой роман про ее работу и жизнь. Для меня почетно быть вместе с ней лауреатом. Вот такой момент — важна не столько сама премия, сколько соседство с такими авторами.
— Какого вам писать для детей? Это же ваш первый опыт?
— Да. Я была очень удивлена, что детям так понравилась моя повесть. Это для меня самая большая радость и награда.
— Дети вообще очень благодарные читатели. Не хотите писать только для них?
— Целенаправленно писать для детей не планирую, как получится. У нас в стране достаточно много хороших детских писателей, которые пишут именно для детей. И это здорово. Мне вообще кажется, что быть детским писателем — очень сложно. Это иной угол зрения. В этом есть что-то вывернутое. Встать на позицию ребенка и посмотреть на мир с его стороны довольно-таки сложно. Ты либо вспоминаешь себя маленького, либо очень внимательно наблюдаешь за детьми.
Если напишется — то напишется. А вообще есть много сфер, которые меня интересуют.
— Но все же эта тема для вас актуальна. Во многих ваших текстах есть мотивы детства, взросления.
— Да, я бы охарактеризовала свою аудиторию как взрослых людей, которые еще помнят, каково это быть детьми. Но детям эти тексты, конечно, тоже можно читать, если язык будет не сложным.
Просто сейчас мне наиболее интересно писать подростков.
«Голубиные дети» — история о двух братьях-подростках. Книга, которую я планирую написать следующей будет тоже о девочке-подростке, о ее первых романтических чувствах, также о буллинге и о гармонии с собой.
— Помните первую цельную историю, которую вы написали? Понятно, что это происходит стихийно — сначала какие-то заметки, стишки, но что стало таким первым серьезным опытом?
— Первое, что вспоминается — подражание на одну фантастическую книжку. Она мне так понравилась, что я такая «О, напишу-ка продолжение». Мне было лет 12-13. В те времена еще не знали слова «фанфик».
— А на какую книгу?
Это было что-то из Лукьяненко. Мне он тогда нравился. После этого опыта у меня было еще много фантастических рассказов, особенно, когда мне дали более толковых фантастов — Братьев Стругацких. Потом были уже авторские рассказы, но вдохновленные фантастикой. Например, команда корабля куда-то летит и ее затягивает в черную дыру. Я не знала, как заканчивать рассказы, поэтому мои герои всегда умирали. Иногда умирали со всем миром, почему бы и нет.
(Смех)
— Это тоже достаточно типично для молодого автора.
— Конечно, я собрала все грабли, которые смогла. Но ничего, потом я научилась нормально заканчивать произведения, чтобы хоть кто-то остался жив.
— Джордж Мартин вот до сих пор не научился.
(Смех)
У Мартина это прием, он молодец.
— Я помню момент из презентации вашей книги «Вот она я», на которой я была, вы говорили, что вам свойственен синдром самозванца, когда человеку кажется, что он не заслуживает наград, которых получает. У вас он есть до сих пор?
— Это нормально, когда начинаешь важное для себя дело. Сейчас этого меньше. Бывают черные дни, когда кажется, что все плохо. Но в целом я уже спокойно принимаю похвалу, награды. У меня уже нет чувства «это написала не я». Нет, я. Это мои книги и они классные.
— Наверное, чем больше подтверждения этому, тем меньше страха?
Да, я думаю. В конце концов, начинаешь принимать свою деятельность. Вообще, я считаю, нормально в себе сомневаться. Ты встал на новую ступеньку, но видишь, что выше есть еще ступеньки и тебе хочется улучшать свое мастерство, себя и все время подниматься. Думаю, сомнение в негативном ключе как раз и создает ощущение самозванства, а если его перенаправить в позитивное русло — это хорошо мотивирует.
— Посоветуйте что-нибудь тем бедолагам, которые пока в начале этой лестницы!
— Пишите и выходите к читателю всеми возможными способами. История существует только когда у нее есть читатель. Не бойтесь, участвуйте в семинарах, форумах, публикуйтесь на интернет-площадках. Не бойтесь критики, поскольку это тоже часть вашего пути.
Ева Сорокоумова