Марчелли хорошо известен театральному Омску, так как несколько лет был здесь главным режиссером академического театра драмы, где ему создали, по его собственным словам, «фантастические» условия. Под восторженное восхищение плебса и чиновников от культуры он удивлял зрителя показом на сцене обнаженного тела, ритуальных колдовских действий, изощренных выпадов против православия, оскорбляя тем самым национальное самосознание русских. Аналогичный спектакль «Екатерина Ивановна» он привозил в Омск летом 2012 г.
И снова Марчелли, чем удивит он на этот раз? Партер уж полон, ложи блещут, журналистами и особо приглашенными забиты все проходы, сидят на принесенных стульях и прямо на мраморных ступеньках, в престижном четвертом ряду сам губернатор с парой каких-то министров. Все первое действие, как ни странно, скучно. Собираются гости. В реальном времени, в течение целого часа появляются все новые персонажи, знакомятся, вспоминают былое, сплетничают, успевают поскандалить, кто-то уже читает газету, кто-то приткнулся в стороне, все ждут ужина.
Оригинально ли это? Увы, такому художественному методу, называемому неореализмом, уже более полувека. Появился он в итальянском кино и литературе в середине 20-го века. Произведения неореализма отличались почти документальным показом жизни, точностью деталей, достоверностью, отсутствием ложной красивости. В свое время это было новаторством, но сегодня скучно невероятно. Спектакль растянулся на целых 4,5 часа, кто-то ушел в антракте. Пока спектакль никак не тянет на «Золотую маску».
После антракта начинается непосредственное действие. В лишенного всяких признаков харизмы женатого школьного учителя Платонова (заслуженный артист РФ Виталий Кищенко) влюбляются замужняя красавица Софья Войницева (Ирина Веселова) и вдовая красавица помещица Анна Войницева (Анастасия Светлова). Платонов охотно идет им навстречу. Страсти разгораются нешуточные, любовь отнюдь не платоническая. Летней ночью ее превосходительство генеральша Анна Войницева перед окном Платонова опрокидывается на спину, сдергивает с себя трусики из-под ночной сорочки, забрасывает их на дерево и, разбросав ноги, требует удовлетворить свою страсть здесь и сейчас. Платонов с готовностью номер один вываливается из окна второго этажа, приспускает штаны, и только ласковый голос жены Саши (Александра Чилин-Гири), наблюдающей эту кошачью интермедию, останавливает его. Впрочем, в третьем действии ей захочется отравиться. Софья, узнав, что у кумира есть другая любовница, вбегает с револьвером и разряжает его в распутного учителя. Такими представляет Марчелли славных русских женщин.
Софья Войницева, Анна Войницева и жена Платонова Саша
Анна Войницева и Платонов Платонов и его жена Саша
Он ставит себе в заслугу то, что показывает мотивы блуда порочного Платонова несколько не так, как другие постановщики. Марчелли пишет: «Платонов искусственно создает себе страдание. Оно для него – хоть какой-то способ почувствовать вкус и смысл жизни, умышленное харакири, сознательное пускание себе крови. Он мучается, но ему это необходимо». Такого героя-мазохиста, ищущего смысл жизни в похоти, предлагает Марчелли благочестивому зрителю. Спрашивается, какая разница, по каким причинам развратничает Платонов? При любом варианте блуд есть блуд, и ни один народ, вышедший из состояния дикости, не оправдывает его. Делать разврат предметом любования в искусстве и, более того, создавать на этом какую-то философию может только основательно порочный человек. Недаром Чехов умалчивал о существовании этой ранней пьесы.
Ко всему прочему, Чехов и не узнал бы свою пьесу в трактовке Марчелли. Помещица и генеральша Анна Войницева за один прием опорожняет в себя из горлышка бутылку вина 0,7 литра (аплодисменты зрителей), видно, как потяжелел животик бедной актрисы. Ее возлюбленный учитель, очнувшись с похмелья, в одном исподнем мочится в ведро рукомойника, стоя спиной и вполоборота к зрителю. Видна залихватская струя, и только крайним справа зрителям понятно, что в руках у него клизма. Из этого же ведра он умывается.
Эстетику безобразного характеризует и то, что все третье действие Платонов на развороченной железной кровати, посреди сцены, в исподнем, то раздевается, то одевается при дамах, да так и остается в кальсонах. Пикантно и то, что после разрешения помещицы конокрад Осип (Руслан Халюзов) предпочитает прилюдно поцеловать ее пониже спины.
Плавки – на дерево, бутылка из горлышка, оригинальный мойдодыр уже заметно приближают Марчелли к «Золотой маске», но это только начало пути. А что за странная группа артистов проходит через зал и многократно дефилирует по сцене туда-сюда? Серьезные – не дрогнет ни одна мышца на лице, молчаливые, деловые, сначала они проносят, пробираясь через сидящих на ступенях зрителей, большие емкости с водой, затем разнообразную металлическую посуду и, наконец, готовую пищу. По первым рядам разносится чесночный запах жареных кур, а ананасы не оставляют сомнения, что происхождение этой гоп-компании где-то из Средиземноморья.
На сайте театра ни в одной из многочисленных рецензий, писанных в различных городах России, нет ни малейшего упоминания об этих персонажах, их как будто не видят, хотя они просто мозолят глаза. В программке спектакля они никак не персонифицированы и, вероятно, входят в группу из шести человек, обозначенную словами: «В спектакле также заняты». Их никто не удостаивает внимания, а между тем, смею утверждать, они являются главными действующими лицами спектакля. Это явно не повара. В больших кожаных фартуках, которые можно видеть и в спектакле «Екатерина Измайлова», они представляют мясников, но особого рода – жрецов, древних священнослужителей, которые забивали скот в языческих храмах. Кого же приносят они в жертву? Вместе с курами они кладут на жертвенный алтарь и зрителей, иначе к чему этот сыр-бор! Вода требуется для обязательного омовения жертв, вот почему ее проносят прямо через зрителей, а затем плещется ею Платонов, предварительно помочившись в нее – дополнительная издевка.
Стол накрывается винами и соблазнительной пищей, но ужин не состоится. Появляется какое-то странное маленькое существо в комбинезончике и в очках наподобие летуна эпохи начала воздухоплавания, также в программке не обозначенное и как бы мистическое. Оно расталкивает яства на столе и ставит вертикально подозрительную пушечку с двумя приделами по бокам. Пушка мощно выстреливает разноцветным дождем конфетти, засыпая всю сцену. Долгожданный ужин становится неактуальным, стол убирают вместе с нетронутыми блюдами. Конфетти остается на сцене все остальное время, дамы разметают его подолами роскошных платьев, подбрасывают вверх руками, подчеркивая свое пристрастие к этой радости жизни. Что означают эти чудеса?
Ни один критик не отвечает и на этот вопрос. Умеет же кудесник Марчелли задавать загадки. Никто не замечает этого волшебника-пиротехника, как будто на нем не шлем, а шапка-невидимка. Привожу собственное толкование оригинальной придумки режиссера.
Эрос салютует на празднике жизни
«Существо это есть эрос (эрот, амур, купидон), салют из пушки дан в его честь. Выстрел как событие яркое, ошеломляющее означает метафорически извержение мужского семени, и, значит, пушка есть ни что иное как известный предмет мужского достоинства. Ни пища, ни вино не могут сравниться с основным инстинктом, вот почему убирается за ненужностью накрытый стол. В этом контексте существо означает крошечного спирахетика, невзрачного с виду, но появление которого сопровождается яркими, а порой и историческими событиями. Эрос чудесным дождем осыпает всех персонажей, довлеет над ними, конфетти как бы радужные осколки любовной страсти, которая тут же, кстати, попирается ногами».
Теперь становится понятно, за что получил Марчелли «Золотую маску». Трусы, виртуозно заброшенные на дерево, – это флаг спектакля, его символ. Несколько березок специально поставлены, как флагшток для знамени. Они без листьев в летний-то день, чтобы лучше было видно славный символ. На каждом представлении предмет нижнего женского белья в обязательном порядке виртуозно забрасывается в высоту, и чтобы обязательно совершился этот высший пилотаж, похоже, кто-то помогает трусикам взлететь, подтягивая их за ниточку, иначе спектакль не состоится. Со временем эта эротическая вещь, вероятно, переместится в музей славного отечественного театра имени Федора Волкова. Такова сила искусства.
Еще один небезынтересный штрих. Шлем и очки как полумаска небожителя удивительно напоминают «Золотую маску», как эскиз, нечаянно туманно раскрывая ее генезис, нигде не объясненный. Этот-то эскиз по существу явился пропуском на получение «Золотой маски».
Таков баловень губернатора и бывшего попечителя театра Леонида Полежаева Евгений Марчелли. Нынешний губернатор Виктор Назаров смотрел спектакль без восторга. Он сидел с видом очень уставшего человека и лишь под занавес вяло похлопал за компанию со всеми.
Лев Степаненко
Другие материалы автора рубрики «Меж Богом и Мельпоменой» читайте в разделе «Колумнистика» (2-я колонка сайта).
