Спектакль «Далекая страна» по пьесе Артура Шницлера в Омском академическом театре драмы. Режиссер Георгий Цхвирава.
В «Далекой стране» я не узнал ни автора пьесы, ни режиссера по одной и той же причине: в моих глазах они оба превзошли себя. Ничтожное представление о Шницлере (1862-1931) сложилось у многих по самой неудачной его пьесе «Хоровод», которую вдруг подсуетился поставить Омский лицейский театр около года назад. Значительная часть театральной общественности со скандалом не приняла его. Причем речь шла не о каких-то принципиальных проблемах, а о самой банальной непристойности, пошлости и вопиющей безнравственности. Десять пар блудников поочередно по одной и той же схеме, по-животному, на скорую руку совокуплялись на берегу голубого Дуная. Пьеса была по праву запрещена там же, в Европе, а постановки ее в Германии и Австрии в полном смысле разгромлены, национально мыслящие зрители били артистов при первых ее представлениях. Репутация Шницлера в нашем городе была серьезно испорчена.
Здесь же перед нами предстал драматург зрелый, содержательный, серьезный. Основной темой «Далекой страны» также является супружеская неверность, как и в тысячах других произведений мировой литературы, но это совсем другой уровень. Супруги изменяют, но страдают – дьявол держит их крепко, временами ангел осеняет их своим крылом, а затем вновь торжествует дьявол. Захватывает дух, борьба между добром и злом идет настолько жестокая, что кончается трагедиями. Тем не менее спектакль оставляет хотя бы некоторую надежду людям на сочувствие и сострадание, в отличие от пьесы «Хоровод».
Спектакль переполнен персонажами, но в качестве основных можно выделить троих: фабрикант Фридрих Гофрайтер (заслуженный артист РФ Александр Гончарук), его жена Гения (Марина Бабошина) и любовница Эрна (Мария Токарева). Сам Шницлер учился на врача, практиковал в качестве психоаналитика и, даже будучи известным писателем, продолжал научную деятельность, публикуя работы по истерии, гипнозу и сексопатологии, что не могло не отразиться в пьесе паутиной тончайших переживаний персонажей.
Разборка отношений между Фридрихом и его женой удивляет своей сложностью, а порой просто потрясает. Он выпытывает у нее, любила ли она только что застрелившегося русского пианиста Корсакова, и сам доказывает, что любила, и что он застрелился из-за ее отказа. Она показывает ему письмо Корсакова, из которого следует, что между ними не было плотских отношений. Казалось бы, ему следовало успокоиться, но он вдруг предъявляет ей неожиданное обвинение в том, что ее добродетель погубила молодого талантливого музыканта. По его представлениям, она виновата в любом случае.
Гения достоверно доказывает мужу, что она верна ему, но его это не устраивает. Он сам блудник, и ее верность не дает ему покоя как укор ему. Он полагает, что поведение жены есть вызов вообще всей человеческой природе. Он доводит ее до измены с прапорщиком Отто (Николай Сурков), поставив вровень с собой, добившись, по его представлениям, доказательства порочности человеческого рода в целом.
Редчайший, похоже, совершенно вымышленный сюжет. Он доволен изменой жены. Своему другу доктору Мауэру (Иван Курамов) он говорит: «Ко мне пришло внутреннее освобождение. Я не буду больше ходить по дому как виноватый. Я снова вздохну свободно. Она опять мне по-человечески близка. Мы снова, так сказать, на одном уровне». Это не мешает ему позднее сказать Гении: «Конечно, ты не виновата. Другой бы на моем месте пал перед тобой на колени, молился бы на тебя, как на святую, но я не таков. Поэтому ты стала мне еще более чужой». Вот так: то близкой, то чужой, действуют какие-то невидимые сакральные качели: от дьявола к ангелу и от ангела к дьяволу.
Демонстрируя какую-то оригинальную философию отношений полов, Фридрих вместе с тем подчиняется принятым в обществе условностям своего времени. Он разыгрывает оскорбленного мужа, вызывает на дуэль любовника жены Отто и убивает его. «Как ты мог, – спрашивает его Гения, – если бы хоть причина была во мне – ненависть, гнев, ревность, любовь?» Он спокойно ей отвечает: «Да это всё не про меня. Однако не хочется видеть себя ослом, так должно было случиться».
Сценическое действие втягивает зрителей в водоворот страстей. Текст пьесы наполнен содержательными диалогами и оригинальными мыслями, пусть и не всегда соответствующими нашим представлениям.
На фото актриса Марина Бабошина и Александр Гончарук
Поражает сцена под дождем, необыкновенно устроенным сценографами. Вода потоками течет с козырька крыши подъезда, под которым укрываются персонажи. Дождь идет долго, все успевают объясниться, наконец, разбегаются, остаются одни супруги, и он начинает устраивать ей допрос. Выбивая из нее признания в измене, он хватает ее за волосы, опрокидывает прямо в пальто в глубокую лужу и долго истязает невинную, унижая ее достоинство. Боязно за обоих. Он страшен, он утонченный палач, иезуит, терзает человека только за то, что она могла полюбить, только за намерение, за внутреннее чувство. Фридрих зловещ, как будто он мстит от лица всех обманутых мужчин на примере одной попавшейся женщины. Игра Александра Гончарука на гране возможного, и Марина Бабошина его достойная партнерша. Гения не оказывает супругу физического сопротивления, но это не останавливает его. Артист являет тип человека рассудительного, многомудрого, подозрительного, жестокого и одновременно нежного. Игра его самозабвенна и восторженна. Никакого указания в пьесе на эту жуткую экзекуцию Гении в пьесе Шницлера нет. Эта зверская сцена целиком придумана и технически сложно организована постановщиками. Она, конечно, врезается в память зрителей, но необходимость в ней весьма сомнительна из-за своей безжалостности, граничащей с садизмом.
Рисунок подозрений и обвинений Фридриха сложен, он руководствуется своей интуицией, а не фактами и доказательствами. В конце концов, это приводит к противоположному результату: Гения изменила мужу. Никому не приносят счастья любовные утехи: один застрелился, другой убит, судьба остальных, вроде Адель (Екатерина Потапова), супруги банкира Наттера (Владислав Пузырников), незавидна. Их похождения пока еще не раскрыты, но зритель-то видит их, со временем их дела также могут быть раскрыты, что может стать причиной других трагедий.
Мучаются, страдают, но грешат персонажи, любовь их не одухотворена, она больше похожа на спорт, которому придается небывало большое значение в этом спектакле. Театральная реклама за несколько месяцев до премьеры сообщила, что артистов обучают игре в теннис, а в спектакле присутствуют и несколько профессиональных спортсменов. Свободная сцена с теннисной площадкой и светленькими костюмчиками игроков действительно освежает впечатление от грешных дел персонажей, и это хорошая задумка режиссера.
Георгий Цхвирава, почерк которого мне казался ранее размеренным и уравновешенным, показал себя мощно владеющим действием. Он закручивает его жестко и уверенно. Такое впечатление, что режиссер, соприкоснувшись со спортивной средой, и сам принял допинг.
Режиссеру в унисон содействует художник по свету Тарас Михалевский, профессионально владеющий искусством света. Эффект от и без того впечатляющей экзекуции Гении в луже дождевой воды многократно усиливается натуральным сверканием молний и оглушительными ударами грома. Во втором действии впечатляет совсем иная картина: на сцене красно-белый автомобиль с прислонившейся к нему Генией в изящной шелковой блузке и юбке и ослепительно много света. Многочисленные прожекторы и фонари включены сверху и с боков, сзади и спереди так, что предметы и человеческие фигуры не дают тени, как в знойный полдень, когда солнце стоит в зените. Эта сцена противопоставляется остальным, зачастую темным, как и неблаговидные дела персонажей.
На фото слева актриса Мария Токарева, справа Марина Бабошина.
Появляется Фридрих, и здесь он, запрокинув супругу на капот автомобиля, вновь пытается унизить и оскорбить ее, для чего у него теперь уже есть реальный повод, уличающий ее измену с Отто. Он видел собственными глазами, как тот выходил ночью из окна спальни жены. Муж толкнул ее на измену, признавая ее лишь послушной собственностью и не оставляя ей никаких прав.
Спектаклем «Далекая страна» театр восстановил имя Шницлера, но каков же он на самом деле? Сошлюсь на слова поэта А. Блока, тончайшего ценителя искусства, которому следует доверять. Он писал: «Шницлер, пожалуй, один из наименее важных современных западных писателей, с которыми нам надлежит знакомиться. Схемы его элементарны: его занимают те азбучные движения души, которые стали вовсе не занимательны после Достоевского. Лицо Шницлера на портрете – самоуверенное, спокойное. На нем отразились черты его произведений: невыстраданность, легковесность, неодухотворенность. Вот почему Шницлер не современен и писания его безвременны, как легкий талантливый фельетон».
Итак, Блок не отрицает Шницлера, но и невысокого мнения о нем. Почему же сегодня в России появился спрос на него? Потому что мы ушли от Достоевского не вперед, а назад, в невежество, хаос и безнравственность. О чем говорить, если русское население в XX веке подверглось невиданному в истории человечества геноциду, и в первую очередь была уничтожена наша подлинная, веками сложившаяся элита. Вот теперь и пригодился Шницлер, и восхищается им Лицейский театр, хотя создаваемая Шницлером модель бытия совсем из иного, не христианского миропонимания, на котором мы, казалось бы, традиционно все воспитаны, верующие и неверующие.
ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО РЕЖИССЕР И САМ ПРИНЯЛ ДОПИНГ.
