Бывший главред журнала «Большой город» и один из ведущих программы «Дзядко3» на телеканале «Дождь» поговорил с омскими журналистами о современных СМИ и журналистской этике.


Филипп, споры о судьбе печатных СМИ в эпоху интернета не перестают быть актуальными, какой точки зрения в этом вопросе придерживаетесь вы?

– Печатные СМИ я люблю гораздо больше, чем электронные, и совершенно убежден, что на наш век хватит еще возможности делать именно печатные медиа. Мне страшно нравятся все те возможности, которые дает бумага: вложить какой-то плакат, сыграть на разнице между иллюстрацией и текстом, поработать со шрифтом и многое другое. К сожалению, со временем мы будем наблюдать, как печатных изданий будет становиться все меньше, они будут спонсироваться крупными корпорациями или условными Мамонтовыми, а имею ввиду мецената.


Какие печатные СМИ все-таки выживут?

– Чтобы выжить, печатное СМИ должно быть каким-то «другим», рассказывать новости со своей собственной интонацией, например, иронично, цинично, с позиции уставшего от жизни человека, как Esquire. Формат журнала Newsweek, который на 64 полосах пытался рассказать про весь мир, станет невозможен. Совсем скоро мы увидим много маленьких печатных изданий с узкой специализацией и небольшой аудиторией. Мне, например, очень интересна история портвейна, я бы с радостью покупал качественный ежемесячник, рассказывающий о нем. Ужасно жалко, что больше не будет очередей возле киосков и газеты «Правда», которую читает вся страна, но, с другой стороны, это очень-очень здорово, что мы в очередной раз оказались на смене эпох, теперь уже в профессиональном смысле.


В погоне за сенсацией и рейтингом многие СМИ забывают, что за громкими историями стоят чьи-то жизни. Где границы того, что дозволено журналисту?

– Это невозможно возвести в какое-то правило и сделать специальную инструкцию. Но я считаю, что у этой сомнительной профессии под названием «журналист» должны быть представления об этике. Помните историю Алексея Кабанова, который убил свою жену-журналистку? Так вот, я знаком с ним и с его семьей, поэтому не понаслышке знаю, что происходило несколько недель после этого события. Четыре дня по всем адресам его родственников дежурили сотрудники телеканалов и газет. Люди вынуждены были сменить аккаунты в соцсетях, телефоны, общаться, зашифровывая имена, и т.д. И так происходит всякий раз, когда человек оказывается интересен широкой аудитории. Здесь есть тонкий момент: к примеру, программа Малахова, желающая любой ценой заполучить героя, – это журналистика или, черт возьми, шоу-бизнес? Я не считаю, что журналистика должна быть учителем нравственности, но в основе того, как ты что-то рассказываешь, должны лежать какие-то общие ценности. История Алексея Кабанова важна, но рассказать ее можно по-разному.


Представители некоторых независимых изданий упрекают официальные СМИ в том, что они рисуют действительность только с одного ракурса, при этом во многих так называемых «оппозиционных» медиа, например в журнале The New Times, также почти не дают слова «другой стороне». Честно ли поступать таким образом?

– Это напрямую связано с форматом. Если говорить конкретно о New Times, то это авторское издание. Ты понимаешь, что есть такие люди, которые могут показаться немного странными, рассказывающие только «одну историю». Они имеют на это право. Я не сторонник подобных вещей, хотя в «Большом городе» мы тоже не давали слово только тем, кто нам неинтересен, потому что целью издания было рассказать о самом примечательном за две недели, а не создать объективную картинку. Я не вижу в этом ничего с страшного еще и потому, что сегодня существует огромное количество информационных площадок, на которых вы можете услышать все возможные точки зрения.


Как вы относитесь к СМИ, финансируемым из различных бюджетов?

– Финансирование СМИ неплохо само по себе. Если инвестор (будь то корпорация или государство) поддерживает издание, не вмешиваясь в процесс, позволяя ему следовать своей собственной линии, то в этом нет ничего плохого. Когда СМИ становится должно что-то взамен – это уже не журналистика.


Записала Олеся Мельник