Бывший сотрудник МВД проиграл суд, но намерен выиграть войну.

В начале августа Омский областной суд поставил промежуточную точку в тяжбе Михаила Федорченко с Клиническим онкологическим диспансером. Апелляционная инстанция отказала общественнику в пересмотре дела.

Ранее сторону больницы так же принял и Центральный районный суд. Иск Федорченко, требовавшего с медучреждения миллион рублей в качестве компенсации ущерба, остался без удовлетворения.

История началась в 2015 году, когда общественник обратился в диспансер, чтобы проверить подозрительное потемнение на коже. Сотрудники провели биопсию и определили опухоль как доброкачественную в то время, как на самом деле она представляла опасность и требовала срочного лечения.

Федорченко считает, что исследование было проведено ненадлежащим образом: для него попросту не набрали достаточно материала. БК55 задал упорному истцу несколько вопросов.

– Планируете ли вы продолжать судебную битву после двух поражений подряд?

– Мою апелляцию суд рассмотрел за пять минут. Мы зашли, судья озвучила явку и ушла выносить решение. Решение зачитывала как автомат, как будто это простая формальность. Сейчас будем подавать кассационную жалобу, на это есть полгода. Кассацию я, конечно, проиграю. Но этот этап нужно пройти. После него будет Верховный суд, и он нас рассудит.

 

– На победу в местном суде даже не рассчитываете?

 

– В омском регионе выиграть иск малореально. Здесь всё схвачено, решается по звонку. Сколько случаев было, когда потерпевшие делают экспертизу в Омске, а та показывает, что врачи правы. Приходится искать справедливости в Санкт-Петербурге или вообще за рубежом. Медицина у нас тяжёлая, завуалированная штука. Потому я в неё и вцепился. Не только за себя, но и за всех онкобольных. Потому что ситуация ужасная.

 

– Как оно всё выглядит «изнутри»?

 

– С тебя постоянно требуют денег. Если нужны лекарства, «сходите в аптеку, купите». Даже аспирина не дают. Анализ сдать – три тысячи рублей. За операцию с кого-то 25 тысяч требуют, с кого-то – 35. Люди из деревень приезжают, а у них осторожно так спрашивают: «Поросята есть? А сколько? Корову держите?». Так определяют платёжеспособность. А я не платил и не буду платить в таких случаях.

 

– Эти поступления как-то оформляются официально?

 

– Деньги частично платятся мимо кассы, частично – как покупка ДМС, якобы добровольное решение человека. При этом на онкобольных государство выделяет огромные деньги, половина всех трат – это онкология и сердечно-сосудистые заболевания.

 

И все это прекрасно понимают. Были случаи, когда недолеченного больного выписывают домой, а через несколько месяцев ему становится хуже – и опять в больницу. Так вместо денег на одну операцию получают и осваивают в два раза больше.

 

Уже потом, когда я обратился в суд, и руководство больницы об этом узнало, отношение изменилось. Медиков, медсестёр, всю охрану предупредили: с Федорченко не разговаривать, лишнего не болтать. А там везде камеры. И я, как разведчик, искал для разговоров с сотрудниками места без камер.

 

– И что говорят сотрудники?

 

– Многие относятся к работе халатно. Врачи обход делают раз в неделю, просто пробегаются втроём за 10 минут – и всё. Больной даже не знает зачастую, кто его врач. Медсёстры ложатся спать в 11, просыпаются в 7. Будишь их, потому что кому-то плохо стало – злятся, что «спать не дают».

 

Так ведут себя не все. Есть там и нормальные, и просто отличные врачи. Но все они – под гнётом администрации, которая требует больше денег, больше операций. Медперсонал запуган. Парадокс в том, что они тоже жертвы. Я говорил медсёстрам: смотрите, у вас 8 санитарок по штату. Работает 4 человека. А им делают доплату не 1,5 ставки, как полагается, а 1,12. В итоге экономия денег, и начальство, главный экономист выписывают себе крупные премии. При том что у них и так зарплата по 110 тысяч, а у медсестёр – по 12.

 

Выход, на самом деле, один. Не допускать этого, судиться, писать жалобы. Если потребуется – до Верховного суда доходить, благо пошлина там небольшая.