6 октября в дагестанском селе Кироваул прошла спецоперация. Сотрудники МВД, проводившие мероприятия по адресной проверке, подверглись обстрелу из частного домовладения. Были убиты два силовика и один боевик. Позже в кизилюртовском ОВД сообщили, что убитый, 29-летний Алидибир Аслудинов, недавно вернулся из Сирии, где обучался взрывному делу. Это первый случай, когда боевик с «сирийским опытом» был замечен в противоправных действиях у себя на родине. Но не исключено, что такие случаи будут повторяться.
«Имарат Кавказ» больше не актуален?
В последние два года деятельность вооруженного подполья на Северном Кавказе значительно ослабла, отмечают эксперты правозащитного центра «Мемориал», который отслеживает нападения боевиков на представителей силовых структур. «Если судить по этим показателям, летом 2013 года активность снизилась в два раза по сравнению с предыдущим годом, а летом 2014-го – еще в два раза», – говорит член правления «Мемориала» Александр Черкасов.
Независимый эксперт, корреспондент радиостанции «Эхо Кавказа» в Карачаево-Черкесии Мурат Гукемухов считает, что проект «Имарат Кавказ» – идеология создания исламистского государства на Северном Кавказе – сейчас находится в стадии затухания. «Подразделения «Имарата Кавказ» в разных республиках не смогли преодолеть этнических перегородок, – отметил Гукемухов в интервью DW. – Их деятельность ограничилась ареалами собственных этнических групп». Это, по мнению эксперта, значительно ослабило подполье изнутри.
Так, когда в Кабардино-Балкарии были ликвидированы наиболее заметные лидеры этого региона, казалось бы, следовало ожидать прихода амиров из других республик – например, из Чечни или Дагестана. Но этого не произошло. «По моим наблюдениям, это связано с этническими различиями между разными группами», – говорит Мурат Гукемухов.
Кроме того, сократился приток новых адептов подполья, считает эксперт. Это связано с изменившимся отношением кавказского населения: «Несколько лет назад изнуренное полицейским произволом кавказское общество смотрело на боевиков как на «Робин Гудов» и в душе им сочувствовало». Но общество оказалось неготовым к тому, что подполье начнет распространять на него свое влияние, считает Гукемухов.
«Это и закят – поборы, которыми сначала облагался только крупный преступный бизнес и коррумпированные чиновники, но потом это распространилось и на средний бизнес. И вмешательство в повседневную жизнь: например, в Дагестане могли сжечь ларек, торгующий алкоголем». В итоге вооруженное подполье практически утратило способность привлекать энергию со стороны, считает Гукемухов.
Жесткая сила и мягкая сила
Кроме того, сказались «многолетние усилия мощного авторитарного государства, у которого есть машина подавления», считает председатель совета «Мемориала», координатор программы «Горячие точки» Олег Орлов. «Силовики боролись с подпольем, не заботясь о гуманности. Амиров выбивали одного за другим – как правило, ими становились совсем молодые люди, которые шли в подполье, понимая, что скорее всего станут смертниками». По словам Орлова, срок участия в джихаде на Кавказе составляет в последнее время не больше 2-3 месяцев – после этого человека, как правило, убивают.
Параллельно отчасти сказалась проводимая в 2011-2012 годах политика «мягкой силы», полагает старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Николай Силаев. В частности, в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Дагестане одно время успешно действовали комиссии по адаптации боевиков: тем, кто добровольно выходил на связь с правоохранительными органами, предоставлялась возможность избежать уголовной ответственности и начать новую жизнь.
«На самом деле, многих удалось вытащить из леса», – рассказывает Силаев. Выходили и влиятельные полевые командиры, и люди, которые стали пособниками террористов по незнанию и были использованы вслепую, рассказал DW руководитель «Мемориала» в Назрани и один из членов комиссии по адаптации Тимур Акиев. Правда, такая «оттепель» продолжалась недолго, сожалеет Олег Орлов. В Ингушетии она фактически закончилась после того, как в августе 2013 года был убит руководитель комиссии Ахмед Котиев, в Дагестане – после отставки главы республики Магомедсалама Магомедова.
«Пора валить»
На этом фоне отток большого количества боевиков в Сирию и Ирак выглядел естественно, говорит Николай Силаев: «Воевать на Ближнем Востоке выгоднее. С точки зрения исламистской идеологии, нет никакой необходимости вести джихад именно на Кавказе, на окраине исламского мира, где зимы холоднее, а борьба с терроризмом жестче. Даже наоборот – местные сотрудники ФСБ утверждали, что международные террористические организации оказывают материальную помощь семьям уехавших воевать в Сирию. А некоторые уезжают вместе с семьями». Джихадистская среда на Ближнем Востоке привлекательна для боевиков именно тем, что обладает возможностью создавать коалиции, лишенные этнических перегородок, считает Силаев.
По словам эксперта Центра Карнеги Алексея Малашенко, количество боевиков-эмигрантов из России может составлять от 300 до 2000 человек. Как они узнают, куда надо ехать? «Очень просто, – говорит Малашенко. – Есть множество групп в социальных сетях, есть вербовочные пункты в Астрахани и Волгограде. Это проще, чем купить автомат Калашникова». По словам эксперта, никакого централизованного потока боевиков нет – они действуют сами по себе или небольшими группами.
Как правило, боевики попадают в Сирию через Азербайджан и Турцию: «Молодой человек, находясь на учебе в Москве, получал информацию со всяких сайтов с призывами «прийти на джихад», бороться за свободу мусульман, – приводит пример Тимур Акиев. – В какой-то момент он пропал, родители стали его разыскивать. Где-то через месяц они получили СМС из Турции: не волнуйтесь, у меня все хорошо. А еще через несколько месяцев – уже из Сирии: заберите меня отсюда».
Пора домой?
После возвращения семья молодого человека, имени которого Акиев не называет, обратилась в комиссию по адаптации, и боевика удалось освободить от ответственности. Но это единичный случай: как правило, спецслужбы стараются задерживать «возвращенцев» прямо на границе по статье 208 УК – «участие на территории иностранного государства в вооруженном формировании в целях, противоречащих интересам Российской Федерации». Эти поправки были внесены в уголовный кодекс в 2013 году – «специально для боевиков», отмечает Олег Орлов.
Если оппозиционное движение в Сирии в 2011-2013 годах пользовалось широкой поддержкой у радикальных мусульман во всем мире, то этого нельзя сказать про «Исламское государство», считает Алексей Малашенко. «ИГ сейчас не слишком популярно», отмечает эксперт.
Недавно известный мусульманский богослов Юсуф аль-Кардави осудил ИГ, отметив, что исламский халифат не может быть установлен при помощи силы: «Мы надеемся, что период халифата наступит как можно скорее, однако подход «Исламского Государства» не соответствует нормам шариата и может иметь опасные последствия», – заявил аль-Кардави.
Так или иначе, не исключено, что по мере того как война ИГ будет ужесточаться, боевики будут стремиться на родину. Руководитель Центра социологических исследований Ramcom Денис Соколов считает, что при любой дестабилизации обстановки «сирийские кавказцы» могут сыграть важную роль: «Поле стало чистым, и теперь будет формироваться совершенно новый дизайн вооруженного сопротивления, которое будет выбирать между национально-освободительной и религиозной риториками».
И если боевики предыдущего поколения были тесно связаны с коррумпированной местной элитой и поэтому отчасти были вынуждены идти на компромиссы, то репатрианты из Сирии, «не зависят от местных властей, и могут занять куда более жесткую позицию», опасается Денис Соколов.
Юлия Вишневецкая
