Человек, если он не самоубийца, не волен выбирать дату своей кончины или приурочить её к знаменательному событию. Даже великий Маркес. Писатель скончался в столице Мексики 17 апреля на 88 году жизни. Уход такой персоны в мир иной был худшим «культурным» событием - трагедией миллионов! - и потому стал лучшей новостью для падкой на сенсации мировой прессы. Ровно двое суток алчные СМИ усердно потрошили архивы, произведения покойника и бомбили аудитории бесстрастными некрологами. Аккурат до святой Пасхи, когда все христиане Земли собирались отпраздновать Воскресение Иисуса Христа.

В свете религиозного праздника вечное упокоение последнего классика XX столетия выглядит весьма символично. Мне кажется, Габриэль Хосе де ла Конкордиа Гарсиа Маркес намеренно умер так, чтобы это заметил Господь. Как будто загодя подумал: «Ведь Бог не есть Бог мёртвых, но живых, и если Он воскреснет, то почему бы Ему заодно не воскресить и литературного Раба своего?» Сия кощунственная мысль, конечно, вряд ли посещала старого колумбийца на смертном одре. Маркес долго, мучительно болел и перенёс тяжёлые операции. Никто уже не спас бы его от трагической развязки. Да и не нужно! Гарсиа сам, без божеской помощи, смертью смерть попрал и, перейдя в другое измерение, будет жить там вечно. И в памяти людей, вероятно, тоже. Живут же в ней сейчас другие - калибром и талантом поменьше.

Известие о кончине литератора не застало меня врасплох. Готовя для «Вашего ОРЕОЛА» международную панораму, я вынужден ежедневно следить за всеми событиями планетарного масштаба. И буквально накануне, недели за две до его преставления, увидел в новостной ленте информацию о приступе болезни и срочной госпитализации. Всё стало ясно. Выставил на полосу газеты всего одиннадцать скупых строк, дабы потом не повторяться и со временем написать большое эссе. Хотелось провести историческую параллель между Маркесом и Толстым. Вовсе не потому, что считаю равновеликими личностями в мировой литературе. Нет, они таковыми не являются ни по значению, ни по масштабу дарования. На фоне «глыбы и матёрого человечища» из России проще говорить о художественных особенностях творчества Гáбо и магическом реализме, безусловно, выдающихся романов «Сто лет одиночества» и «Осень патриарха».

Журнал «Латинская Америка» (номер за январь 1980-го) опубликовал большое интервью с Маркесом «Многое я рассказал вам впервые…». Его точка зрения на российскую прозу не отличалась оригинальностью. То есть в оценках наших «инженеров человеческих душ» Гарсиа совпадал с прочими иностранными авторами. Первым, естественно, прочёл Достоевского в плохих испанских переводах. Затем по-французски. Видимо, не улавливая первозданную красоту литературного языка, осознавал-таки величие Носителей. «Если мне предложат выбирать из всей мировой литературы, - сказал он, - я назову русского писателя Толстого. «Война и мир» - самый великий роман из всех, написанных за историю человечества. Это увесистый кирпич, но какое чудо!.. Думаю, для любого писателя в мире русские романисты - основа основ». Приятно слышать такое, чёрт побери!

Безусловно, хитрый лис, чьи книги выходили в СССР и России большими тиражами, тешил самолюбие журнального интервьюера и читателей. Однако считал ли на самом деле так? Пожалуй, да. Иначе для чего бы латиноамериканцу говорить, что зачитывался Достоевским, не понаслышке знаком с творчеством Гоголя и Булгакова. Лгать вроде ни к чему. Он клятвенно уверял всех в том, что булгаковских «Мастера и Маргариту» прочёл на итальянском после того, как сочинил свои «Сто лет одиночества». Подумаешь, проблема! Пусть бы в ней разбирались критики, которых, к слову, писатель терпеть не мог, считая посредниками, искажающими смысл произведений.

Толстой и Маркес. Когда придёт время, сравню их, даст бог, и как выдающихся публицистов. Гениальный граф, если вы помните, терзал верховную власть своими острыми памфлетами и статьями. В частности, «Николай Палкин», «В чём моя вера?», «Не могу молчать». Слава Толстого не умещалась в царскую тюрьму, охранка его не трогала, зато оголтело травила вся реакционная печать Российской Империи. Мощный старик никого не боялся, почти всех раздражал внутренней свободой и отсутствием рабской крови в жилах. Более 40 толстовских материалов вообще не прошло через цензурное сито.

Молодой журналист Гáбо, работая в газете «Эль Эспектадор», своими публицистическими очерками выводил из себя диктатора Густаво Рохаса Пинилью, который ввёл жёсткую цензуру в средствах массовой информации Колумбии, и сервильную хунту. Спасаясь от преследования, Гарсиа Маркес эмигрировал на Кубу, жил в Мексике, в Италии, приезжал в Советский Союз на фестиваль молодёжи и студентов. Отчёт о поездке - «СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!» Откуда бы им взяться в стране развитого социализма?

Роман «Война и мир» Лев Николаевич писал, по-моему, семь лет и в переписке называл величайшее своё произведение «дребеденью многословной». Ровно столько же времени, но с гораздо большим удовольствием потратил колумбийский автор на «Осень патриарха». Когда не писалось - не писал, когда не знал, что должно быть дальше, давал тексту отлежаться. Например, в Барселоне Маркесу вдруг начинало казаться, будто он утратил связь со своими корнями и прошлым. Почему? Внезапно забыл, как пахнет гуайява (гуава). Это плод такой, «райское яблоко». Оно понадобится только в одном эпизоде, где книжный персонаж должен будет, сидя на камне, вспомнить «милый сердцу запах тронутых гнильцой гуайяв и шумную рыночную сутолоку родных городов». Тоже дребедень вроде бы, но очень характерная. Я впервые читал эту книгу в начале 80-х и помню, как бесконечно длинные предложения сильно раздражали меня. Хорошо, что, в отличие от Джека Керуака, напечатал удивительный роман не на 147-метровом рулоне бумаги и расставил все знаки препинания.

Как прозаик оказался в Испании, вдали от родины? Ему, видите ли, не хватило «подходящей диктатуры в Латинской Америке», и он рванул на Пиренейский полуостров, чтобы увидеть там старую диктатуру одного человека. Вот именно это обстоятельство заставило лично меня пару раз цитировать Нобелевского лауреата в статьях для «Вашего ОРЕОЛА» и «Бизнес-курса». Наверное, никто лучше него не описывал душевное состояние тирана, достигшего вершины своей карьеры. Абсолютная власть есть абсолютный предел, за которым таятся пустота и одиночество. Приехал бы в Омское Прииртышье - у нас тут правил бессменный Леонид Полежаев...

Чем бы закончить спонтанное эссе? Зимой 2000 года в одной из перуанских газет появилось «Прощальное письмо человечеству», переполошившее весь мир. Габриэль Гарсиа Маркес, чьим именем подписали ту эпистолу, тогда публично посетовал: «Я испытываю стыд и горечь, когда искренне любящие меня и искренне любимые мной поклонники принимают такую банальную пошлость за моё сочинение!» И вот он ушёл в мир иной. К счастью, остались его книги. Читайте!

«Ваш ОРЕОЛ» № 17 от 23 апреля 2014 г.