Важные для следствия факты по делу о мошенничестве с научно-исследовательской работой он вспомнить не смог.

20 февраля состоялись очередные слушания по «делу ОмГТУ». Напомним, что на скамье подсудимых — два бывших ректора этого учебного заведения Дмитрий Маевский и Анатолий Косых, а также профессор кафедры экономики и менеджмента Владислав Рачек и проректор по внешним связям Александра Козулина.

По версии следствия, в 2017 году Маевский, в должности первого проректора вуза, договорился с ректором Косых и двумя сотрудниками Рачеком и Козулиной якобы о проведении исследовательской работы по проблемам социализации мигрантов за госсчёт. На деле же «сообщники» перефразировали отчет исследования сотрудников одного из университетов северной столицы, адаптировав текст работы под местные показатели. «Плагиат» они оценили в 2,7 млн рублей, из которых 1,7 млн научные сотрудники получили в качестве зарплаты. Остальные деньги были направлены на социальную страховку и командировки. Научруком, по распоряжению Косых, был утвержден Маевский. Так и не «создав» видимостью активной деятельности ничего нового, обвиняемые без какой-либо отчетности перед руководством вуза за проделанную работу получили в общей сложности 1,8 млн рублей.

На прошлом заседании был допрошен экс-ректор Дмитрий Маевский, который под конец начал «сыпаться» на вопросах от прокурора. В этот раз пришёл черёд его предшественника на этом посту Анатолия Косых.

Началось заседание суда с новой попытки стороны защиты выдворить корреспондента БК55 из зала. Судья Плиско, впрочем, и в этот раз не усмотрел в аргументах адвокатов весомого довода и, утвердив права журналиста на съёмку, пригласил к трибуне экс-ректора Анатолия Косых.

Допрос начался с вопросов адвоката Романовской «издалека»: защита решила уточнить у бывшего руководителя технического университета подробности его трудоустройства и его вклад в работу вуза как ректора. Косых кратко рассказал о своём рабочем пути с момента окончания ОмГТУ, в котором он с того момента работал, последовательно сменяя должности и дойдя до поста проректора по научной работе, а затем первым проректором. В 2015 году он стал ректором и занимал эту должность в течение всего срока, на который был избран.

Далее Косых рассказал о присоединении к политеху ОГИС, и тоже, как и его сменщик, вспомнил про проект «Опорный университет». Период своего ректорства он назвал «самым удачным» для ОмГТУ.

Упомянул Косых также и то, что таких результатов вуз достиг за счёт выделения средств на научно-исследовательские работы, в числе которых была и злосчастная НИР Маевского.

Далее бывший ректор начал перечислять свои полномочия и проректоров. Упомянул он и работу своего преемника, заметив, что в ЕГИСУ её выставил Женатов.

После этого адвокат задала вопрос об участии ОмГТУ в программе «Опорного университета». Косых пустился в объяснения, подобно Маевскому, периодически отвечая на уточняющие вопросы, затем перешёл к вопросу объединения вузов. Экс-ректор не обошёл стороной и вопрос финансирования, указав, что объединённому вузу полагалось 600 млн рублей на развитие.

Здесь же Косых затронул и вопрос своих взаимоотношений с Маевским, подчеркнув, что дружескими они не были, но деловыми — вполне. При этом накануне следующих выборов ректора первый признался, что не видел последнего в качестве своего преемника и предполагал другую кандидатуру, признав, что в итоге отношения между ними стали конкурентными.

Отношения с также обвиняемой по этому делу Александрой Козулиной Косых тоже охарактеризовал как «не очень хорошие» в силу её прямолинейности: она позволяла себе публично озвучивать вещи, которые тогдашнему ректору по душе не приходились.

Наличие каких-то личных обязательств между двумя экс-ректорами, на которые указывал в своих показаниях Фефелов, Косых также, как и Маевский, отрицал.

А вот о теме НИР последнего Косых знал.

— Было известно, что собирается писать, пишет диссертацию, и известно это было не только от него, известно было от уважаемых в научном мире людей из омской академии наук, которые помогали ему, — пояснил он суду.

По словам Косых, Женатов и Маевский (и это подтверждает слова последнего) пришли к нему со служебной запиской с просьбой поддержать проект. Первый руководил научно-исследовательской частью вуза и курировал выполнение НИР.

После этого экс-ректор начал объяснять порядок открытия научно-исследовательских работ. В частности, положительную резолюцию на «служебку» по НИР Маевского Косых поставил только из-за наличия на ней подписи Женатова.

Полезность работы Косых снова объяснил «Опорным университетом», в рамках которого в вуз должны были привлекаться иностранные студенты, и потребностью работы с миграционной службой.

В качестве примера проблем с иностранными студентами экс-ректор привёл следующий случай: к обучающемуся из Казахстана приехала жена, с которой тот на несколько дней снял гостиницу. После этого на ОмГТУ наложили штраф за нарушение режима регистрации: студент потерял регистрацию в общежитии вуза.

После этого защита ещё какое-то время расспрашивала Косых о вопросах финансирования НИР и приоритетности тем. В открытии темы работы Маевского тогдашний глава вуза не видел никаких преград для ведении исследований по другим направлениям.

По словам Косых, подпись Женатова говорила о том, что он, с учётом его должности, согласен с выполнением этой НИР. Далее бывший ректор снова начал рассуждать о технических деталях выполнения исследовательской работы.

Стоит отметить, что в одном Косых сразу же отстранился от ситуации: сообщил, что к расчёту стоимости НИР ректор не имеет никакого отношения, после чего начал отвечать на вопрос адвоката о принципах проведения собраний Научно-технического совета вуза для утверждения НИР.

В процессе допроса защита неожиданно вспомнила, что представитель потерпевшей стороны (ОмГТУ) заявлял, что для проведения НИР Маевского собирать совет не требовалось.

— Наверное, я соглашусь с ним. По крайней мере, могу вот что сказать: что не было такого документа, который прямо бы вот строго обязывал во всех случаях проводить НТС. Это требование появилось после 2020 года, когда я ректором не был.

При этом протокол соответствующего заседания НТС Косых видел, когда подписывал приказ на открытие НИР, сделав акцент на то, что у него на подписи оказался сразу целый пакет документов. Поводов сомневаться в проведении НТС у экс-ректора, по его словам, также не было — он всецело верил Маевскому и Женатову, поэтому дал согласие, не сомневаясь, что члены совета поддержат проект.

Отчитываться при этом перед Косых никто не был обязан.

— Скажите, Фефелов в судебном заседании заявил, что якобы поставил вас в известность о неких проблемах с НИР. Он конкретно не сказал, о каких проблемах? И что после того, как он передал вам эту информацию, вы не приняли никаких мер? — задаёт вопрос защита.

После этого адвокат попросила уточнить характер отношений между Фефеловым и Косых. Экс-ректор тяжело выдохнул и начал отвечать.

— Давайте начнём с того, что вообще формат взаимоотношений ректора и начальника НИЧ не подразумевает прямого доклада ректору. У ректора весьма напряжённый рабочий день, всё по расписанию, встречами управляет секретарь. Даже ректор сам не хозяин своему времени, и встречи планируются за несколько дней, — ответил Косых.

После жалобы на загруженность Косых начал объяснять, что офис начальника НИЧ находится в другом крыле, полагая, что это может обосновать невозможность (или, как минимум, низкую вероятность) его встречи с Фефеловым.

— Извините за подробности — у ректора в кабинете свой туалет, своя зона отдыха с мини-кухней, и там всё время он и сидит, даже на обед не ходит, — продолжал сетовать Косых.

После чего финальным аргументом «разбил» вопрос, сказав, что у Фефелова не было никаких оснований докладывать ему. Попытку Косых огласить его показания адвокат пресекла на корню.

— Я просто знаю, что Фефелов раза три в своих показаниях говорил: «Я ничего не знаю», — попытался оправдаться экс-ректор.

Слова Фефелова он назвал «клеветой».

— А как вы думаете, какие основания есть у него для такой клеветы?

— Есть, конечно, основания. Опять же, в своих показаниях он сначала указывает на свои должностные обязанности, где говорит, что в них входили сопровождение и выполнение договоров, контроль за подготовкой отчётных и аналитических документов. А через несколько строк он пишет: «Я подписывал всё, не проверяя и не глядя».

Я думаю, что следствие ему объяснило, что нехорошо про себя говорить, что это как минимум халатность и невыполнения обязанностей. И ему ничего не оставалось, как придумать, что [он] кому-то что-то сообщал, говорил.

Но он и на допросе говорил, что его основная миссия состояла не в контроле, а в том, чтобы кому-то что-то говорить. Ну я считаю, что это легенда, она родилась для того, чтобы скрыть своё бездействие, невыполнение прямых должностных обязанностей.

После этого Косых снова пустился в рассуждения в ответ на вопрос адвоката о регламенте закрытия НИР, сообщив, что строгого регламента нет. В ходе них он подчеркнул, что ректор никакой отчёт не подписывает, а ответственность за приёмку акта выполненных работ возложил на Фефелова.

— А сам Маевский вам что-то говорил о проблемах по закрытию?

— Ничего не говорил. Мы с Маевским тему ни разу не обсуждали исполнения НИР, думаю, что он не видел в этом необходимости с самого начала. Поэтому я с ними не разговаривал, ни с Фефеловым, ни с Женатовым, — ответил Косых.

Получение информации от сотрудников НИЧ он также опроверг, назвав их «простыми клерками».

Отвечая на очередной вопрос, экс-ректор не смог вспомнить, подписывал ли акт в 2018 году, сославшись на то, что подобные документы обычно попадали к нему на стол большими стопками без каких-либо комментариев. Ход проведения НИР он никак не отслеживал самостоятельно, а аналогичный документ подписал задним числом в 2020 году по просьбе Фефелова, считая, что ранее таковой существовал.

Получение некой «благодарности» от Маевского Косых также отрицал, пояснив, что работа была «мелковатая» по меркам ОмГТУ.

На этом вопросы у защиты кончились, однако свой решила задать Козулина.

— Вы были сами проректором по научной работе и занимались контролем, также сами выполняли НИРы. Скажите пожалуйста, есть ли какой-то регламент, требования к сроку либо к механике хранения каких-то рабочих материалов, которые копятся в процессе выполнения НИР? Сколько и где [они] должны храниться?

— Моё мнение такое: я проработал проректором около семи лет, хорошо это всё знаю. Первичные материалы научные являются личной собственностью исследователей.

Никаких официальных сроков, по словам Косых, не было, и эти документы никакой юридической силы не имеют. После этого очередь задавать вопросы перешла к гособвинению.

Прокурора поинтересовалась, как НИР должна была решить проблемы университета с миграционной службой. Бывший ректор снова пустился в путаные объяснения.

После этого гособвинение начало расспрашивать Косых о тонкостях ведения НИР и реализации финансирования. В какой-то момент экс-ректор, как и его преемник Маевский, на вопросах «гособвинения» посыпался: начал доказывать, что работа выполнялась, и спихнул всё на непонимание Козулиной понятия «отчёт» в этой ситуации.

На вопрос о приёмке акта выполненных работ Косых снова «упёрся» и заявил, что не помнит, подписывал ли его в 2018 году или нет. Вмешалась адвокат, указывая суду на то, что гособвинение пытается «выдавить» из учёного выгодные показания.

После представителя прокуратуры снова зазвучали вопросы от защиты. Отвечая, экс-ректор объяснил, что в его полномочия не входило проверять каждую НИР и объяснил механизм передачи дел при уходе в отставку.

На этом судья Плиско, так и не задав ни одного вопроса Косых, объявил перерыв в судебном заседании. Следующее состоится 19 марта.

Константин Решетников