Между тем, по версии БК55 пророссийски ориентированный режиссер Гриншпун пал жертвой заговора тех, кто все эти годы безнаказанно занимался моральным разложением общества на театральных подмостках Омска.

Спектакль «Отцы и дети» по роману И. С. Тургенева в постановке Людмилы Исмайловой в «Пятом театре» Омска. Художник-постановщик и художник по костюмам Альберт Нестеров, хореограф Дмитрий Малёнов, художник по свету Сергей Гаевой.

Знаменитый тургеневский персонаж, нигилист и предтеча большевистских революционеров Евгений Базаров (артист Дмитрий Исаенко) формулировал свои принципы предельно просто и ясно. Он отвергал всякие авторитеты, а вместе с ними искусство, поэзию и даже науку, которой сам занимался. Он насмехался, в том числе, и над любовью как «глупым романтизмом», и видел смысл всего существующего только в материально ощутимой пользе реальных дел и занятий. По словам Павла Петровича Кирсанова (Сергей Худобенко), «в принципы не верит, а в лягушек верит».

Поскольку книга Тургенева худо ли бедно ли известна всем, то нет смысла отдельно останавливаться на ее содержании, а начнем с оценки того, что непосредственно можно увидеть на сцене своими глазами.

Действие происходит в двух дворянских усадьбах средней полосы России, на природе, которая представлена на сцене оригинальным образом — несколькими четырехгранными стеклянными призмами сечением около метра и высотой нескольких метров, почти до самых колосников.

Призмы наполнены растениями и цветами.

Фото дает представление о работе художника Альберта Нестерова.

Стекло само по себе придает флоре необыкновенные светлые оттенки, а призмы, как известно, способны в лучах прожекторов преломлять свет, дополняя цветовую палитру красками и неожиданными эффектами. Из небольших призм сложен и символический дом, замыкая на себя пространство сцены. Словом, результаты модернистской работы художника-постановщика Альберта Нестерова неожиданны, яркие и красочные.

Поминаются в спектакле и представители фауны — жуки, бекасы и, главным образом, лягушки, которых отлавливает Евгений Базаров для своих опытов. Он ходит с сачком, шутя ли, символически ли надевает его на голову другого персонажа, делая из него лягушку.

К сожалению, лягушки не живые, как и у поэта Андрея Вознесенского в стихотворении «На экспорт», запомнившиеся мне уже лет пятьдесят назад уникальной внутренней рифмой, лучше которой, я уверен, не существует:

«Внутри рефрижератора не пошалишь.
Наши лягушки поехали в Париж.
Будет обжираловка на Поле Рояль…»

Попутно насладимся в этих же строках богатой конечной рифмой «пошалишь — Париж».

Живых лягушек на сцене, конечно, не представишь из-за их малого роста, но я бы добавил к интересному изображению природы пение лягушек. Мне довелось как-то остановиться в монастырской кельи Самарской области на самом берегу пруда в мае месяце. Днем я любовался видом семьи гордых лебедей, а ночью, жертвуя сном, наслаждался концертом лягушек в период их брачного сезона и даже сделал запись его на телефон. Диапазон звуковых сигналов лягушек удивительно широк, умиляют отдельные солисты на фоне хора. Вероятно, это были мощные красавцы-самцы, пение которых, несомненно, украсило бы спектакль.

Жизнерадостный концерт лягушек замечательно пришелся бы к идиллии дворянского быта и любви нескольких пар персонажей, ведь жизнь пресноводных братьев наших нисколько не менее имеет права на существование, чем наша. Нехорошо, несправедливо говорил Евгений Базаров, что природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник, вспарывая животы лягушек, как Джек-Потрошитель. Обидно за невинных.

Художник-постановщик украсил спектакль и другими придумками. На сцене много воды. Она в просторном душевом поддоне, в котором Анна Одинцова (Мария Долганёва) неоднократно бродит босиком и брызгается, вода льется из верхнего душа на Евгения Базарова, превращая его в мокрую курицу, вода в стеклянной гряде как бы аквариумов, на которые персонажи присаживаются и каким-то образом даже ходят по ним.

Мебели нет! Нет ни стула, ни стола, лишь элегантный Павел Петрович однажды заходит с алюминиевым стульчиком в руках и, посидев на нем, как художник на пленере, уносит же. Таким образом, пространство сцены решено в едином ключе, создан единый образ — цветы, стекло, аквариумы, вода.

И это еще не все. Сюда добавлены гармонически вписывающиеся наряды персонажей. Они все в белых костюмах и платьях, стилизованных под моды XIX века, т. е. времени написания романа (1861 г.).

Вероятно, спектакль оказался весьма затратным, но он того стоит.

На фото слева направо артисты: Борис Косицын, Вячеслав Болдырев, Елена Заиграева, Сергей Худобенко Егор Лябакин.

Отдельно следует сказать о предмете гардероба Анны Одинцовой — накидке. Она кажется не сшитой, а сделанной из белых роз, искусно прикрепленных друг к другу. Пышная накидка имеет особое значение, ее нельзя ничем заменить или тем более убрать. Когда хозяйка уходит, оставляя ее брошенной посреди сцены, она остается функционально значимой до самого окончания действия.

Влюбленный в Анну Евгений Базаров превращает накидку в фетиш, она помогает актеру выразить свою вспыхнувшую внезапно любовь. Делать это сложно, у многих актеров не получается убедительно. Сказать: «Я тебя люблю» недостаточно, чтобы убедить зрителей в искренности трепетных чувств. Евгений Базаров прячет порой свое лицо в розы накидки французской модницы, вероятно, вдыхая аромат возлюбленной. Как и в романе, Базаров произносит только одну фразу о любви к Анне, но манипуляции с накидкой позволяют умилительно выразить свои чувства достаточно полно.

Накидка продолжает игру в отсутствии актрисы. Немногословному Евгению Базарову художник и режиссер помогают выразить любовь через накидку, а поскольку Анна оставляет ее для контакта с Евгением, то это означает взаимную любовь. Мудреная штука, колдовская.

Не могу не вспомнить в связи с этим другую Анну и другую накидку — Анну Снегину из соответствующей поэмы Сергея Есенина:

«Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет.
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: «Нет!»

Две девичьи накидки из разных эпох, но по одной лирической теме, как видим, встретились здесь у меня силою сотворивших их авторов, и каждый волен добавить сюда свой собственный романтический опыт.

Вернемся к работе художника по костюмам, а именно к облачению Анны Одинцовой, здесь есть о чем задуматься и пофантазировать. Нельзя сказать, что он целомудрен, но и вульгарным его не назовешь. На ней открытый черный купальник из двух элементов (бикини), отчетливо просматривающийся через серебристые нити кисеи. Она вся как будто совершенно прозрачна, как на рентгене, и нет в ней изъяна.

Такой изысканный наряд в данном конкретном случае нравственно и эстетически оправдан благодаря классической фигуре актрисы Марии Долганёвой — редкий и удивительный случай. Она, вероятно, не зря гордится своим возрастом, открыто называя дату своего благословенного рождения 4 октября 1977 г. Гордиться есть чем. Такой дерзкий наряд случается увидеть на сцене, но никогда это не выглядело столь художественно оправдано и эстетически выразительно.

В сочетании с изысканной игрой актрисы в ее персонаже открывается, по меньшей мере, два плана — наружный, артистический и броский, предназначенный для других, и внутренний, живой и плотский, в ожидании любви Евгения Базарова.

Все труды художника Альберта Нестерова не просто украшают постановку, он в непосредственном сотворчестве с режиссером Людмилой Исмайловой помогает раскрывать образы и содержание спектакля в целом. Характерна одежда главных героев Евгения Базарова и Аркадия Кирсанова (Егор Лябакин). Они до самой половины действия в черных плащах и вызывающе смотрятся на фоне всего белого.

О смысле контраста сомневаться не приходится, он читается элементарно: они нигилисты, маргиналы, разрушители, противопоставившие себя обществу, замахнувшиеся на всю цивилизацию в целом. Забавна такая деталь на плаще Базарова: пояс его свешивается, болтается и волочится по полу, как заземление от испепеляющей молнии, и хочется крикнуть: «Подбери! Наступишь, упадешь!» И, значит, постановщики достигли цели!

Незначительная деталь — пояс уже с самого начала символически свидетельствует о последующем жизненном крахе, падении нигилиста Базарова и его физической смерти.

К концу спектакля в темном плаще остается лишь Базаров, хотя в любовных сценах он раздевается до пояса, но затем вновь принимает свой прежний байроновский вид. Аркадий же отходит от нигилизма, женится на сестре Анны Кате (Елизавета Кухтина) и расстается, слава Богу, с Евгением Базаровым. В заключительных сценах он предстает в блистательном белом костюме-тройке и обещает быть отличным мужем и отцом многочисленных детей.

Удивительное внимание к деталям игрового пространства, бутафории и реквизиту, одежде персонажей и одежде сцены восхищает. Назову еще только привлекающий глаз дорожный несессер. Похоже, он специально изготовлен для спектакля, а не взят где-то из музея. Сделан он на века: темный пластик или кожа шкатулки (чемоданчика), а по граням окантован светлым металлом. Оставленный на зеленом поле лужайки, он ласкает глаз сам по себе и отлично вписывается в общую картину.

Игра артистов не уступает стараниям художника. Старшее поколение их — Борис Косицын и Дмитрий Макаров успешно привыкают к возрастным ролям. Забавный Борис Косицын в коротких штанишках и с трудом узнаваемый из-за приделанной ему седины на бритую голову. Дмитрий Макаров создают трогательные образы родителей Аркадия Кирсанова и Евгения Базарова. Их «старички» отменно образцовы, не считая того, что отец Аркадия дворянин Николай Петрович в свои 44 года имеет шестимесячного малыша от простолюдинки Фенечки (Алина Синогина). Безукоризненно смотрится и мать Евгения Базарова Арина Власьевна (Лариса Антипова).

Неузнаваемой оказалась в роли эмансипированной Кукшиной отчаянно дурашливая артистка Александра Урдуханова. Такой ее видеть не приходилось. Создается впечатление, что она исполняет свою роль на одном дыхание, напоминая фейерверк.

Бесподобен артист Станислав Горенбахер в создании образа легкомысленного водевильного щеголя Ситникова. Он невероятно пластичен, с оттенком иронии крутится и подпрыгивает, как мяч, и это в полном соответствии с романом, где сказано: «Ситников, молодой прогрессист, перепелкой влетел в комнату». На него не налюбуешься, он интересней перепелки, чудо, как хорош. Свой вклад в его искусство, несомненно, внес хореограф Дмитрий Малёнов.

Неожиданно прекрасен в своей элегантности и с железной логикой в диалогах с Базаровым Павел Петрович Кирсанов (Сергей Худобенко), брат Николая Петровича. У него нет своих детей, хотя он и относится, конечно, к поколению отцов. Он носитель здравого смысла, напоминающий Константина Победоносцева (1827-1907) — обер-прокурора Святейшего Синода, члена Государственного Совета Российской империи.

Очарователен в своей бестолковости простодушный слуга Петр (Вячеслав Болдырев). Он по обычаям своего времени и сословия в одной до колен рубахе без пояса. Ныне такая рубашонка ассоциируется с ребенком 2-3 лет, и потому, забавно сидящая на его коренастой фигуре, вызывает неизменную улыбку. Ко всему прочему он неутомимо шаловлив на пару с горничной Дуняшей (Елена Заиграева).

На удивление, все персонажи спектакля представлены глубоко и серьезно, хотя есть и с долей юмора. Основные из них даны в развитии, что соответствует важнейшему требованию искусства драматургии. Отрицающий любовь Евгений Базаров мучительно влюбляется и гибнет, заразившись тифом. Аркадий Кирсанов отвергает нигилизм и становится на путь примерного семьянина, опорой отечества. Павел Петрович переходит от ненависти к прощению Базарова.

Спектакль «Отцы и дети» свидетельствует о твердой нравственной, эстетической и гражданской позиции постановщиков.

Так было не всегда. Со дня создания Пятого театра в 1990 г. в нем можно увидеть, к сожалению, целую гряду вызывающе грязных спектаклей, как правило, столичных режиссеров: Анатолий Праудин — «Женитьба» и «Чудаки»; Андрей Любимов — «Иван и черт», «Повести Белкина» и «Недоросль»; Борис Цейтлин — «Очень простая история» и «Завтра была война»; Марина Глуховская — «Старосветская история», «Человек из ресторана», «Маскарад»…

С приходом главного режиссера Никиты Гриншпуна произошло оздоровление театра. О первом же его спектакле, посвященном ВОВ, в 2016 г. я восторженно назвал свою рецензию «Пятый побеждает впервые за 25 лет». Вершиной же его творчества оказался нашумевший спектакль «Человек из Подольска».

Спектакли Никиты Гриншпута, как минимум, отличают трезвый реализм, художественная ценность, цельность драматургического замысла и ярко выраженная гражданская позиция.

С уходом Никиты Гриншпуна была опасность возврата театра на прежние гнилые позиции, но спектакль «Отцы и дети» свидетельствует, что нынешнее руководство, а именно главный режиссер Максим Кальсин, директор Илья Киргинцев и заместитель директора по развитию Елена Мамонтова сохраняют наследие Никиты Гриншпуна, судя уже потому, что они до сих пор не удаляют из репертуара его знаменитый спектакль «Человек из Подольска».

Правильный курс.

ОТ РЕДАКЦИИ:  Главного режиссера «Пятого театра» Никиту Гриншпуна недавно осудили на пять лет за так называемую взятку. Однако анализируя материалы уголовного дела журналисты БК55 пришли к выводу, что настоящей причиной жестокой расправы над талантливым русским режиссером был его пророссийский курс. Гриншпун пал жертвой заговора тех, кто все эти годы безнаказанно занимался моральным разложением общества, используя для этого театральные подмостки Омска. Среди этих «заговорщиков» легко угадывается фигура бывшего главы Минкульта Лопухина, ныне директор Омского Драмтеатра, отдавший его на откуп всякого рода проходимцам, изголяющимся над русской классикой:

БК55 постарается привести убедительные аргументы для подтверждения именно этой версии.