БК55 публикует очередной материал из проекта омского писателя Юрия Перминова «Имена, забытые Омском».

Революционером Александра Игнатьевича Тарасова-Родионова сделала полицейская нагайка, писателем — работа следователем…

Но это имя сегодня мало кому известно, хотя после выхода в свет (в декабре 1922 г. в журнале «Молодая гвардия»), его фантастическая, как отмечено в подзаголовке, повесть «Шоколад» взбудоражила всю страну, оказавшись у истоков темы «красного террора» в художественной литературе того времени. Позднее имя Тарасова-Родионова упоминал среди «талантливых русских писателей» «невозвращенец» Фёдор Раскольников в своём известном «Открытом письме Сталину» (17 августа 1938). Станислав Куняев в книге «Сергей Есенин» пишет:

«Очевидно, властные возможности и полномочия этого человека были куда бóльшими, нежели все занимаемые им официальные должности, если его имя упоминается одним из знаменитейших авантюристов и революционеров той эпохи».

Действительно, уже само сочетание солидного партийного стажа, высшего образования, армейского организационного опыта и участия в создании Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) — уникально…

Тарасов-Родионов родился 8 октября 1885 г. в Астрахани. Отец будущего писателя, частный землемер Игнатий Семёнович, выходец из старообрядческой мещанской семьи, проживавший в Казани, решил со своей молодой женой, Любовью Павловной, которую не так давно привёз из Малороссии в родительский дом, проплыть на пароходе по Волге до Астрахани, находящейся в устье великой русской реки, и показать ей красоту здешних мест. Сразу же по прибытии в этот город у супруги начались схватки и роженицу доставили в ближайшую больницу (Захарченко Н. М. Александр Игнатьевич Тарасов-Родионов (страницы биографии). — М.: Пробел-2000, 2012. С. 11–12)

Мать Александра была представительницей мелкопоместного помещичьего дворянства. В 1890 г., когда первенцу исполнилось пять лет, семья переехала на Черниговщину, в родовое имение родителей Любови Павловны — село Богдановку, неподалёку от которой, в Шостке, и поныне существует, созданный в 1771 г. в соответствии с указом императрицы Екатерины II, пороховой завод. Или уже не существует… Вот на этом заводе около двух лет и служил землемером Игнатий Семёнович, а затем его семья вернулась в Казань, где в 1894 г. Александр поступил в местную 3-ю гимназию. В тринадцатилетнем возрасте он остался без отца, старшим в семье из 7 детей. Зарабатывал уроками, одновременно продолжая учёбу. В 1903 г. поступил на юридический факультет Казанского университета. Как признаётся сам Тарасов-Родионов, более всего он любил математику, но «стремление узнать и изучить законы живого человеческого общества взяло верх над влечением к организационным изучениям абстракции» (Тарасов-Родионов А. И. Автобиография // РГАСПИ. Ф. 303. Оп.1. Д. 1. Л.12).

Некоторые «законы» пришлось изучить на практике — 4 ноября 1904 г. во время студенческой политической демонстрации Тарасов-Родионов был избит полицейской нагайкой, доставлен в участок, «откуда тотчас же бежал, применив дерзкую хитрость» (Там же). А какую хитрость он применил, осталось тайной.

В отличие от удачно бежавшего Тарасова-Родионова, другие студенты поплатились месячным тюремным заточением, а некоторые просто отчислены из университета.

Омск. Открытие и освящение Первой Западно-Сибирской сельскохозяйственной, лесной и торгово-промышленной выставки. 15 июня 1911.

Далее предоставим слово самому Тарасову-Родионову:

«Это втянуло меня в политику и через несколько дней после питерского расстрела 9 января 1905 года я вступил в РСДРП, сразу же примкнул к её большевистскому крылу. Осенью 1905 года и в 1906 году я был активным членом большевистской боевой дружины и участвовал в оба раза неудавшихся экспроприациях. Одновременно под псевдонимом Сергея Жайворонко я выступал, как фельетонист, в местной партийной газете [«Камско-Волжская Речь”]. В качестве корреспондента от неё ездил в первую и вторую Государственные Думы. В 1907 году уехал за границу и, прожив немного в Париже и Брюсселе, в 1908 году вернулся в Россию оканчивать университетское образование. Однако, получив свидетельство об окончании университета, к государственным экзаменам допущен не был. Женившись в этом же году [на дочери местного мелкого ремесленника-портного Марии Александровне Игнатьевой], вскоре уехал в Омск, где и жил до 1913 года. Служил агентом о[бщест]ва сельского хозяйства по организации местной выставки и продаже различных машин. С этой работой в эти годы пришлось объездить почти всю Россию и всю Сибирь. Вернувшись в 1913 году в Казань, поступил клерком в [Русско-Азиатский] банк, а весной 1914 года был допущен к государственным экзаменам, которые сдал и получил диплом. Вернувшись в Омск, предполагал заняться адвокатурой. Разразившаяся война заставила поступить кандидатом на судебные должности в Омскую судебную палату. Отсюда весною 1915 года переведён в Барнаульский окружной суд и здесь через месяц был мобилизован как ратник [ополчения l-го разряда 20-го Сибирского запасного стрелкового полка]. Пробыв в Омске всё лето рядовым солдатом, стал затем на четыре месяца юнкером Казанского военного училища, откуда 1 января 1916 года был выпущен прапорщиком в запасный полк в Уфу. Через год в чине подпоручика был откомандирован на пулемётные курсы в Ораниенбауме, где и был по окончании их оставлен в кадре офицерской стрелковой школы». (Автобиография // Писатели: Автобиогр. и портреты совр. рус. прозаиков / 2-е изд., доп. и испр. М.: Кн. изд-во «Современные проблемы», 1928. С. 330–331).

Биограф писателя Николай Захарченко утверждает, что Адвокатский совет Омска, не пустил Тарасова-Родионова в свои ряды, поскольку он-де работал ранее в коммерческих структурах, а это противоречило этике и традициям адвокатской практики. Ну что ж, работа кандидатом на судебных должностях — тоже хлеб, тем более наш город юристу из Казани чем-то приглянулся, возможно, он видел в нём перспективы для своего служебного роста. Революционной работой в Омске Тарасов-Родионов не занимался, но иногда под псевдонимом «печатал в местных газетах публицистические статьи, оппозиционного к властям характера». Власти — терпели: не город, а рассадник свободомыслия…

Как видим, в общей сложности, Тарасов-Родионов провёл в Омске около шести лет с перерывами, причём принимал непосредственное участие в знаменательном для нашего города событии — Первой Западно-Сибирской сельскохозяйственной, лесной и торгово-промышленной выставке, проходившей с мая по октябрь 1911 г. Скорее всего, Александр Игнатьевич трудился в Омском отделе Московского Общества сельского хозяйства, которое и выступило организатором выставки. Причём, август 1915 г. не стал для главного действующего лица настоящего очерка датой окончательного расставания с полюбившимся ему городом…

1 февраля 1917 г. подпоручика Тарасова-Родионова назначают «на должность помощника начальника учебной команды» офицерской стрелковой школы — преподавать пулемётное дело. 27 февраля утром вестовой принёс Тарасову-Родионову записку от друга, тоже подпоручика, с которым он вместе оканчивал стрелковую школу. В ней сообщалось:

«В Ораниенбауме сейчас началось восстание в первом пулемётном полку. Офицеры под командой штабс-капитана Борщевского, по приказанию полковника Жерве расстреливают солдат из пулемётов на углу Михайловской, преграждая им путь к вокзалу. Мой начальник получил приказание привести команду в полную боевую готовность» (Тарасов-Родионов А. И. Февраль: Роман-хроника. — М.: Изд-во «Федерация», 1931. С. l02).

Получив записку, Тарасов-Родионов тут же поднимает команду по тревоге, и уже на следующий день прибывает со своими солдатами в Таврический дворец, где тесно сотрудничает со многими представителями новых властей, выполняя многочисленные их поручения. Так, секретарь Военной Комиссии Временного комитета Государственной думы, будущий товарищ министра торговли и промышленности во Временном правительстве Пальчинский поручает расторопному подпоручику «всю охрану Центрального Государственного Банка всей страны», выделяя при этом в его распоряжение броневик «Олег», из которого Тарасов-Родионов уничтожает засевших в Аничковом дворце полицейских и жандармов (Протокол допроса А.И. Тарасова-Родионова // РГАСПИ. Ф. 303. Оп.1. Д. 2. Л.10).

Комендант Петрограда и он же председатель Военной комиссии Временного комитета Государственной думы Энгельгардт 2 марта назначает уже поручика Тарасова-Родионова комендантом Московского района Петрограда, но якобы вскоре Александр Игнатьевич переходит на работу в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов… Почему якобы? — Время такое было — за несколько дней в жизни человека могли произойти настолько радикальные перемены, что сразу и не понять, о том ли господине (гражданине, товарище) уже идёт речь…

Помощник начальника учебной команды Ораниенбаумской Офицерской стрелковой школы подпоручик А.И. Тарасов-Родионов. 1917

Сам Тарасов-Родионов о своём участии в событиях 1917–1918 гг. пишет довольно скупо:

»…Проверял содержание под арестом Николая Романова. За июльские дни был посажен тюрьму. Активно выступив в Октябрьской революции, арестовал Краснова после Пулковской битвы [будущий начальник ГУКВ Имперского министерства восточных оккупированных территорий Германии рассказывает об этом в своих воспоминаниях «На внутреннем фронте”], ездил с т. Крыленко в Двинск, где арестовал генерала Болдырева. Возвратившись в Петроград, раскрыл и переарестовал ряд контрреволюционных организаций — Пуришкевича, ген. Корнилова («Белый крест»), князя Кекаутова и Савинкова. Арестовал покушавшегося на убийство Ленина поручика корниловца Хризосколео…» (Автобиография… С. 331).

О событиях в Петрограде в июле 1917 г., завершившихся кровопролитием и передачей всей полноты власти в руки Временного правительства, написаны горы разнообразной литературы. Понятно, что Тарасов-Родионов, состоявший в РСДРП (б), принял в них участие на стороне большевиков, но в дальнейшем, по понятным причинам, умолчал во всех своих автобиографиях, что уже с середины июля входил в состав одной из трёх следственных комиссий Временного правительства, где ему, в числе других её членов, было поручено заниматься «делом Ленина» (Теребилов В. И. Записки юриста. — М.: Глобус, 1993. С. 44–46). Оказывается, после своего ареста, состоявшегося 6 июля, Тарасов-Родионов написал покаянное письмо секретарю министра юстиции Временного правительства:

«Я виноват и глубоко виноват в том, что был большевиком», что послужило, как видим, достаточным основанием для «амнистии» бывшего поручика с юридическим образованием.

Стоит отметить, что указанные комиссии своих основных целей не достигли, и всего через неделю после завершения предварительного следствия власть в столице оказалась в руках обвиняемых. А Тарасов-Родионов — на фронтах Гражданской войны:

«Весною 1918 года командовал Лужским районом обороняя подступы от Пскова к Петрограду. Здесь же был выбран предуисполкома. Будучи послан отсюда в Тюмень, покинул её в момент чехословацкого восстания. После этого отчасти и в целях военной разведки, возвращался в Сибирь, проникнув в тыл белых вплоть до Омска. Осенью был переброшен в Царицын, где вёл военную работу в 10-й армии в непосредственном ведении т. Ворошилова. С начала 1919 года был Управделами Наркомвоен Украины в Харькове, а в мае того же года в качестве начальника [53-й стрелковой] дивизии [РККА] оборонял Питер от наступления генерала Родзянко. Летом работал в Реввоенсовете Запфронта у т. Сталина [личным секретарём]. С августа в качестве комбрига оборонял Псков от бело-эстонцев, вёл затем фланговое наступление против Юденича от Луги на Нарву, канителился с Булак-Балаховичем под Островом и отступал от Двинска на Себеж от бело-поляков» (Автобиография… С. 331).

По одной из версий, сопровождающим из Тобольска в Екатеринбург часть семьи Романовых комиссаром Родионовым, личность которого до сих пор не установлена, мог быть именно Тарасов-Родионов…

В автобиографиях и анкетах Тарасов-Родионов не сообщал, что был дважды исключён из партии. В первый раз — в июле 1918 г. решением Петроградской партийной организации (за то самое покаянное письмо), но в апреле 1919 г. ходатайство о восстановлении «старого большевика» в партии поддержал Сталин. Решение об исключении было отменено. Вторично — в декабре 1921 г. Тогда шла так называемая «чистка партии»: каждый коммунист должен был представить в контрольные инстанции сведения о взысканиях, а Тарасов-Родионов сообщил, что его партийный стаж исчисляется с 1905 г., и это было воспринято как попытка игнорировать факт исключения в 1918 г. Последняя должность Тарасова-Родионова в РККА — начальник полевого штаба 2-й Конной армии. Резко полемизировал с Львом Троцким и другими сторонниками использования бывших офицеров в РККА. Демобилизован в 1922 г. (пост был слишком высок для дважды исключённого из партии). До 1924 г. — сотрудник Народного комиссариата юстиции, работал следователем в Верховном революционном трибунале при ВЦИКе, в то же время начал заниматься литературной деятельностью. Входил в литературную группу «Кузница», был среди организаторов группы «Октябрь», Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), с 1926 г. служил редактором художественной литературы в Госиздате, руководил литературными кружками на московских заводах. (РГАЛИ. Ф. 2504. Оп. 1. Ед. хр. 127. Тарасов-Родионов А.И. Биография).

Широкую известность Тарасову-Родионову принесла первая повесть «Шоколад» (1922), здесь уже упомянутая. Её событийная канва такова: бывший рабочий Зудин, ставший профессиональным революционером и чекистом, узнав об убийстве своего коллеги Кацмана, приходит в ярость и приказывает расстрелять всех арестованных заложников:

«Да подайте же сейчас мне список, сколько арестованных за нами сидит. Надо сотнягу прикончить на память… Эту мразь не отпускать! На террор ответим террором. За личность ударим по классу!».

Среди арестованных чекистами оказалась бывшая балерина Елена Вальц, уверившая Зудина в непричастности к контрреволюционному заговору (умоляет пощадить её, объясняя, что с заговорщиками знакома лишь постольку, поскольку ранее, вынуждаемая голодом, уступала домогательствам этих богатых поклонников). После своего освобождения Вальц удаётся по ходатайству Зудина, который счёл бывшую балерину «жертвой эксплуатации», устроиться в ЧК на должность «переписчицы». Хорошо знакомая с искусством обольщения, она безуспешно пытается соблазнить Зудина. Познакомившись с его семьёй, Вальц втайне от Зудина дарит его жене пару шёлковых чулок, а детям — по плитке шоколада. Честный Зудин, узнав о подарках, требует их вернуть. Но жене стыдно обидеть Вальц, и она уговаривает Зудина оставить подарки. Через некоторое время Вальц, воспользовавшись доверчивостью родителей одного из арестованных, бывших купцов, вымогает у них взятку золотом в обмен на освобождение сына. Делает она это якобы по тайному приказу Зудина. Её афера удаётся, однако вскоре обман раскрывается, и по городу начинают ползти слухи о чекистах-взяточниках. Присланная из ЦК партии комиссия утверждает виновность Зудина, несмотря на его доводы и признания самой арестованной Вальц. Во время ареста Зудину снятся сны, в которых рабочие разных стран обвиняют его в предательстве. Символом предательства во всех случаях становится «шоколад как эмблема сладкой жизни буржуазного мира» (Проскурина Е.Н. «Щепка» и «Бледная правда» В. Зазубрина и «Шоколад» А. Тарасова-Родионова как «неуместные» произведения: к проблеме «красного террора» в литературе 1920-х гг. LITERATŪRA. № 61(2). 2019. С. 141).

В результате Зудина приговаривают к расстрелу как взяточника ради сохранения авторитета партии. В ожидании казни герой после долгих размышлений признаёт справедливость вынесенного ему приговора:

«Ведь, в сущности, важно только одно, — чтобы дело, дело скорейшего счастья всех людей не погибло. Вот что единственно важно…» (Тарасов-Родионов А. Шоколад. Фантастическая повесть // Молодая гвардия. 1922. № 6–7 (окт.-дек.). С. 3–89).

Как отмечено мемуаристами и биографами Дзержинского, повесть написана по следам реальных событий. Прототипом Зудина был член коллегии Петроградской ЧК Чудин, расстрелянный 23 августа 1919 г.

Современные исследователи сравнивают «Шоколад» с ныне уже знаменитой «Щепкой» Владимира Зазубрина, по мотивам которой в 1992 г. был снят российско-французский фильм «Чекист». Написаны они были почти в одно время — «Щепка» в 1923 г. Установлено, что повесть Тарасова-Родионова содержала достаточно прозрачные намёки на правовые установки, определявшие деятельность её героев. Главным образом, это принятое Советом народных комиссаров в сентябре 1918 г. «Постановление о красном терроре» и вскоре же телеграфно разосланный наркомом внутренних дел «Приказ о заложниках». Споры шли о том, оклеветал или не оклеветал Тарасов-Родионов чекистов, и — в целом — коммунистов. Остроту критическим оценкам «Шоколада», несомненно, задавала позиция Воронского, главного редактора «Красной нови», куда первоначально писатель предложил повесть:

«У нас были массовые расстрелы, были расстрелы заложников, но ни партия, ни органы советской власти никогда не мотивировали их по-зудински, бей первых встречных, потому что нужно ударить не по личности, а по классу. Старались заложниками взять наиболее известных в прошлом слуг реакции, особенно вредных и т. д.» (Воронский А. Литературные заметки // Красная новь. 1923. № 1. С. 265).

Этим отношением Воронского к «Шоколаду» можно объяснить также его отказ Зазубрину в публикации «Щепки».

Иваново-вознесенский журнал «Ткач» в февральском номере 1923 г. тоже поместил статью о «молодогвардейской» публикации — «Шоколадное извращение революции». Ещё более резок был Сосновский, обнародовав 13 апреля в «Рабочей газете» статью «Слабительный «Шоколад». Автор негодовал: «Допустить оплевание и даже облевание революции на страницах наших же журналов — с этим срамом, право, надо скорее покончить». Угроза была откровенной. Сосновский, по сути, квалифицировал действия автора «Шоколада» и редакции журнала в соответствии со статьей УК РСФСР, предусматривающей ответственность за «контрреволюционную агитацию». Были, правда, и положительные, даже восторженные отзывы…

Авторы статьи «Грани скандала: повесть А.И. Тарасова-Родионова «Шоколад» в политическом контексте 1920-х годов» (Вопросы литературы. № 5. 2007. С. 171–208) Д. Фельдман и А. Щербина полагают, что это произведение было направлено против Льва Троцкого, карикатурой которого выведен автором партийный карьерист Шустрый — главный обвинитель героя Зудина.

После разгрома Троцкого и троцкистов к концу 1920-х гг., когда власть Сталина утвердилась окончательно, актуальность «Шоколада» отпала, но была и другая причина критики повести, которая зеркально отражает сложившуюся ситуацию в отношении «Щепки». Она связана с переходом к НЭПу и затуханием политики «красного террора» после окончания Гражданской войны. Последним годом существования ВЧК стал 1921-й, после чего она была реорганизована в ГПУ. С принятием УК РСФСР 1 июля 1922 г. действиям карательных органов был придан статус юридической законности. Вспоминать о расстрелах заложников, о призывах узаконить пытки «классовых врагов» уже не полагалось. Таким образом, «чрезвычайные» действия чекистов как в «Шоколаде», так и в «Щепке» оказались политически несвоевременными. Однако, при множестве критических оценок, касающихся политического контекста повести, состоящего в нарушении негласного запрета на детализацию темы «красного террора», «Шоколад», в отличие от «Щепки», был не только издан, но и переиздан четырежды в течение 1920-х гг.: повесть Тарасова-Родионова пригодилась, когда в периодике стала муссироваться тема об отступлениях от принципов «революционной законности».

Конечно, ничего «фантастического» в «Шоколаде» и «Щепке» не было. Для авторов же это определение было своего рода оберегом от нападок цензуры. Хотя уберечь ни себя, ни свои произведения Тарасову-Родионову и Зазубрину не удалось…

Тарасов-Родионов А. И. Февраль: Роман-хроника. М.; Л.: Госиздат, 1928

В повести «Линёв» (1924) Тарасов-Родионов вспомнил о годах Гражданской войны. Рассказ о наступлении белочехов в Сибири, о боях за Тюмень, об американо-французских шпионах получился захватывающим, но того резонанса, что Тарасов-Родионов получил от своей первой повести, не случилось. С такой же фабульной занимательностью, сознательным использованием приёмов авантюрно-детективного жанра были написаны и две повести Тарасова-Родионова, вышедшие в 1931 г., — «Гибель барона» (о разгроме войск Врангеля) и «Пятый патрон» (о подавлении кронштадтского восстания). Основным же произведением Тарасова-Родионова должна была стать задуманная им трилогия «Тяжёлые шаги»: в 1927 г. опубликована первая часть эпопеи — «Февраль», в 1930 г. — вторая — «Июль». В них подробно рассказывалось о Февральской революции и предоктябрьских событиях. Однако завершить задуманную трилогию писателю не удалось (Попов В.В. Тарасов-Родионов // Русская литература ХХ в. / Прозаики, поэты, драматурги: биобибл. словарь: В 3 т. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. Т. 1. С. 471).

Помимо этого, Александр Игнатьевич активно публиковался в журнале «Крокодил» (в том числе стихи) с момента его основания и в других периодических изданиях…

Тарасов-Родионов А. И. Шоколад: Фантастическая повесть. Харьков: Пролетарий, 1929.

В 1930 г. Тарасов-Родионов был награждён орденом Красного Знамени (№ 10972), в следующем году, во время командировки в Берлин, уговаривал Владимира Набокова вернуться на родину, «чтобы воспевать там радости жизни — колхозной, партийной, деревенской»; был одним из последних официальных лиц, беседовавших с поэтом Сергеем Есениным перед его роковой поездкой в Ленинград, о чём оставил для потомков свои воспоминания: «Последняя встреча с Есениным». 3 ноября 1933 г. Тарасов-Родионов возглавил товарищеский кооператив «Городок Писателей». Вероятно, именно он принял решение о том, что Городок будет строиться в Переделкине…

Летом 1936 г., вместе с рядом других писателей, обвиняемых в троцкизме, Тарасов-Родионов (автор первой «антитроцкистской» повести!) был исключён из Союза советских писателей. В 1937 г. — подвергнут массированной травле в газетах, а 27 апреля 1938 г. арестован по обвинению в шпионаже. 3 сентября приговорён ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян на полигоне «Коммунарка» (Московская область). Реабилитирован посмертно (1956).

В отличие от многих других реабилитированных писателей, его книги не переиздавались, за исключением повести «Шоколад», вошедшей в сборник «Трудные повести» (1990). В 1967 г. опубликована драма в 2-х частях «Высшая мера наказания» (М.: Отд. расп. драм. произв. ВУОАП), которую М. Макляроский и К. Рапопорт написали по мотивам повести, и ныне остающейся аргументом в полемике об уроках истории…

А.И. Тарасов-Родионов. Фото из следственного дела. 1938

Интересно, что младший брат писателя — Пётр Игнатьевич — с 1937 г. работал следователем по особо важным делам прокуратуры СССР, а в 1949–1952 гг. — заместителем директора ВНИИ криминалистики прокуратуры СССР. Здесь он разработал основы тактики следственного эксперимента и получил дружеское прозвище «доктора Титанушкина» (из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова), олицетворявшего врача-психиатра, который не уважал симулянтов и быстро их разоблачал…

Юрий Перминов: «Имена, забытые Омском»

1. Юрий Перминов: «Хороший знакомый Пушкина похоронен в ограде Ильинской церкви, где сейчас памятник Ленину стоит»

2. Юрий Перминов: «После омских приключений Эразм Стогов бросил пить»

3. Юрий Перминов: «Николай Чижов никем себя, кроме как моряком и поэтом, не представлял…»

4. Юрий Перминов: «Гордость и украшение нашей литературы» занимался делами о поджогах и убийствах»

5. Юрий Перминов: «Друг Мицкевича перенёс в Омске «десяток горячек», раздувая «искорки света… в киргизской пустыне»

6. Юрий Перминов: «Неблагонадежный Вагин был заправским литератором, «не хуже многих»

7. Юрий Перминов: «Друг Валиханова, «русский пехотинец», бунтарь и тончайший лирик»

8. Юрий Перминов: «Наумов, писатель «из народного быта», не считавший чиновников честными людьми

9. Юрий Перминов: «Анненские — разные и нераздельные»

10. Юрий Перминов: «Революционный бытописатель Олигер, «жрец порока», служивший в штабе атамана Семёнова»

11. Юрий Перминов: «Митрич и Сиязов — кровью сердца за Сибирь»

12. Юрий Перминов: «В Омске о прахе писателя Кондурушкина позаботиться было некому»

13. Юрий Перминов: «Валерий Язвицкий — служил у Колчака, стал советским фантастом и автором романа об Иване III»

14. Юрий Перминов: «Объехав «Американскую Русь», Гребенщиков считал страной будущего Сибирь»

15. Юрий Перминов: «Убийство Новосёлова лишило сибирскую литературу одного из самых ярких писателей в её истории»

16. Юрий Перминов: «Поэт Болховский — белый офицер, брат родоначальника русского экспрессионизма»