БК55 публикует очередной материал из проекта омского писателя Юрия Перминова «Имена, забытые Омском».
ПИСАТЕЛЬ СТЕПАН КОНДУРУШКИН, ИЗВЕСТНЫЙ АРАБАМ
11 января 1919 г. в омской газете «Сибирская речь» (№ 6) было опубликовано короткое сообщение:
«Степан Семёнович Кондурушкин скончался 9 января. Вынос праха покойного из железнодорожной больницы в железнодорожную церковь в 1 час дня 12 января. Погребение на Казачьем кладбище».
На следующий день издание штаба 1-го Средне-Сибирского армейского корпуса «Сибирские стрелки» информирует читателей:
«После тяжёлой и продолжительной болезни, осложнённой нервным потрясением при бегстве из Советской России, здесь [в Омске] скончался писатель Степан Семёнович Кондурушкин, автор сибирских рассказов, сотрудник «Русского Богатства» и «Речи».
Вчера состоялись похороны; на гроб возложены цветы».
Писатель Степан Кондурушкин. 1908
Имя писателя Степана Кондурушкина после 1919 г. почти полностью исчезло из официальной истории русской литературы рубежа XIX–XX вв., а история омского Казачьего кладбища сложилась таким образом, что определить местонахождение останков одного из видных представителей литературного сообщества «Белой столицы» не представляется возможным.
Но разве эти печальные обстоятельства освобождают нас, омичей, от памяти, препятствуют внесению имени Степана Кондурушкина в омский литературный мартиролог? Именно в нашем городе закончился период испытаний, завершилась земная жизнь этого писателя и началась новая — уже вечная.
Степан Семёнович Кондурушкин был выходцем из бедной крестьянской семьи эрзян, проживавшей в деревне Мордовская Липовка Самарского уезда Самарской губернии (ныне — Липовка Сергиевского района Самарской области). Родился он 5 января 1875 г. Несмотря на нищету, многодетная семья предпринимала все возможные усилия для обретения благополучия. Воспоминания об этом сохранились в неопубликованной автобиографической повести Кондурушкина, где автор воспроизвёл красочные реалии деревенского быта (Кондурушкин С. С. [«Автобиографическая повесть»]. РГАЛИ Ф. 231 Оп. 2 Ед. хр. 18. Л. 1–77). Благодаря упорству отца юный Степан смог окончить не только начальную сельскую школу.
В подготовленном в 1909 г. «Биографическом материале» для сборника Фидлера «Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей» Кондурушкин, говоря о себе в третьем лице, писал:
«Отец его, человек очень суровый, но ума недюжинного и энергии несокрушимой. Он первый не только во всём селе, но и в целом округе решился, по совету учителя, отдать сына «в ученье». По тому времени и для той местности это было со стороны отца Кондурушкина почти подвигом, даже как бы дерзостью, вызовом всему крестьянству. <…> С. С. учился в двухклассной школе, потом в учительской семинарии г. Вольска (Саратовской губ.). Год был сельским учителем. Потом поступил в Казанский учительский институт.
По окончании курса, в 1898 г., получил место преподавателя в учительской семинарии в Назарете (Палестина), потом — помощника инспектора школ в Южной Сирии (Дамаск). В Дамаске женился. Из Сирии и начал печатать в «Русском Богатстве» и «Мире Божьем» ряд очерков и рассказов, вошедших в 1-й том его сочинений под общим названием «Сирийские рассказы».
С 1903 года оставил педагогическую службу, поселился в П<етербур>ге и в качестве вольнослушателя 3 года слушал лекции в Петербургском университете. В 1908 г. написал повесть «Моисей», напечатана в XXV сб<орнике> «Знания». В 1909 г. летом ездил в Северный Ледовитый океан на Новую Землю. Северная природа произвела на него громадное впечатление (очерк «В Солнечную ночь», XXVIII сб<орник> «Знания»).
В настоящее время пишет повесть из жизни современной деревни. Товариществом «Знание» издано пока два тома его рассказов» (Кондурушкин С. С. Автобиография. РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 51. Л.1. Л.2).
Палестинское Общество видело одной из своих задач организацию начального образования для христианского населения Ближнего Востока, а финансируемые обществом школы для мальчиков и девочек обеспечивались педагогическими кадрами, в том числе и из России.
Оказавшись в экзотических условиях, в «сирийской глуши», будущий писатель сочетает свою учительскую работу со сбором этнографического материала, делает бытовые зарисовки, собирает местный фольклор, о чём свидетельствуют сохранившиеся материалы его литературного архива, записные книжки и дневники. (В сообщении Бонч-Бруевича «Новые поступления в Московский литературный музей» говорится об архиве Кондрушкина, который, в том числе, заключает в себе 263 письма от разных лиц, записные книжки-дневники на 1168 листах и др. — См: Литературное наследство. Т. 15. М.: Жур.-газ. объединение, 1934. С. 307). Частично «Сирийский цикл» был опубликован в сентябрьской книжке «Русского богатства» за 1902 г., а в декабре последовало продолжение. Составившие его произведения с некоторыми изменениями и дополнениями послужили основной изданного в петербургском товариществе «Знание» сборника «Сирийские рассказы» (1908).
Воссоздавая образы Ближнего Востока, Кондурушкин сохраняет ориентацию на традиции русской классики. В рассказах легко узнаваемы интонации пушкинского «Путешествия в Арзрум» и лермонтовской лирики при описании горных дорог и пейзажей («Баядерка»), гоголевское смеховое слово («Узнал! Узнал!»), чеховские характеры («Акулина в Триполи»).
Сирийские рассказы. СПб.: Изд. т-ва «Знание», 1908
Иннокентий Анненский писал:
«В книге собрано 13 рассказов, которые читаются легко. <…> Индивидуальность рассказчика симпатична, и, в общем, на книге лежит отпечаток русской, немножко сантиментальной и наивной души с её искренней меланхоличностью и любовью к беспредельному. Чувствуется, что и в сирийской пустыне рассказчик любит больше всего что-то общее в ней с родными просторами. И это придаёт «подлинность» и даже обаяние его рассказам» (Анненский И. Ф. Учёнокомитетские рецензии 1907–1909 гг. — Иваново: Изд. центр «Юнона», 2002. Вып. IV. № 212. С. 327).
Закончив 1903/04 учебный год на восточном факультете (арабско-турецко-персидско-татарское отделение) Петербургского университета, Кондурушкин принял решение перейти на юридический. В 1905 г. в ходе Русско-японской войны он был мобилизован на военную службу и до 1906 г. служил в качестве военного чиновника в одном из сибирских госпиталей. Это заметно расширило его представления о современной России и русской жизни, дав новый материал для очерков и рассказов.
В 1900–1910-е гг. «человек сирийский и серьёзный», как назвал Кондурушкина Горький, был одним из заметных участников литературно-общественной жизни России. Об этом свидетельствуют не только его многочисленные публикации на страницах популярных журналов («Русское богатство», «Мир божий», «Нива», «Исторический вестник» и др.), но и активная деятельность как корреспондента петербургской газеты «Речь» (Чуваков В. Н. Кондурушкин Степан Семёнович // Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь. Т.3. К–М / глав. ред. П. А. Николаев. — М.: Большая российская энциклопедия, 1994. С. 50–51).
Особая страница литературной биографии Кондурушкина — его диалог с Владимиром Короленко и Максимом Горьким, каждый из которых сыграл свою роль в развитии таланта молодого автора. Именно совет Короленко, который был дан в 1899 г. начинающему автору, во многом предопределил выбор ближневосточных сюжетов в качестве основной темы его раннего творчества.
«Вы, очевидно, живёте в крае малознакомом и интересном, — писал Короленко. — Отчего бы Вам, вместо туманных аллегорий, не попытаться познакомить читающую публику с особенностями той жизни, которая Вас теперь окружает? Пишете Вы литературно, кое-где красиво, а наблюдение над своеобразной жизнью — отличная школа…» (Короленко В. Г. Избранные письма: в 3 т. М., 1936. Т. 3. С. 129–130).
Не случайно в первом томе «Сирийских рассказов» Кондурушкин объявляет себя литературным крестником Короленко.
Советом же Владимира Галактионовича стоило бы воспользоваться и нынешним молодым авторам. Ну да ладно…
Несколько по-иному складывались отношения Кондурушкина с Максимом Горьким. Посещавший писателя на Капри, обсуждавший с ним злободневные вопросы российской жизни и литературы, Кондурушкин не чувствовал себя младшим в этом диалоге. В переписке он демонстрирует свою творческую независимость и не всегда готов принять наставления и советы мэтра.
На Ближнем Востоке Степан Семёнович мог наблюдать весьма пёструю, причудливую картину «сосуществования» разных религий — от христианства до иудаизма и мусульманства.
Абу-Масуд. Концовка. Из книги Степана Кондурушкина «Сирийские рассказы». Рис. Е. Е. Лансере, 1908. Бумага тушь белила
У Кондурушкина сформировалось весьма устойчивое представление о религии как об особой форме народного сознания. Извечное стремление народа к правде, справедливости, свободе, по его мнению, находит своё обобщенное выражение в религиозном мифотворчестве. Развивая далее свою мысль, Кондурушкин в письме Горькому от 4 сентября 1908 г. обращал внимание на сходство первых веков христианства с современной кризисной эпохой, когда «острее чувствуются недостатки человеческого строя жизни и сильнее охватывает тоска по новым берегам».
Эта «тоска по новым берегам» сблизила Кондурушкина с богоискателями, она же привела его в Петербургское религиозно-философское общество, но отдалила от Горького (Переписка с С. С. Кондурушкиным / предисл. комм. и публ. В. Н. Чувакова // Литературное наследие. М.: Наука, 1988. Т. 95. С. 945). Получив в августе 1908 г. от Кондурушкина рассказ «У дороги», в котором автор, по собственному признанию, «старался изобразить напряжение человеческого духа в борьбе с разъединённостью людей», Горький отказывается печатать рассказ в сборнике «Знания»:
«Для нас пессимизм, скептицизм, мизантропизм и прочие болезни духа — преждевременны».
Подтверждением тому, что во второй половине 1900-х гг. Кондурушкин — сложившийся писатель, понимающий стоящие перед ним творческие задачи, может служить его автохарактеристика, появившаяся в письме Горькому в декабре 1908 г. Собираясь в журналистскую поездку по ближневосточным странам, Кондурушкин рассказывает о своих планах и намерениях, по сути формулируя свой художественный принцип: «…от всяких телеграмм сенсационных и интервью — отказался, не умею; обещал писать о жизни, как я её увижу и пойму» (Кондурушкин — Горькому. Одесса 11 (24) декабря // Литературное наследство. М.: Наука, 1988. Т. 95. С. 966–967).
К середине 1910-х гг. Кондурушкин — мастер не только художественной прозы, но и автор циклов путевых очерков, география которых поражает своей широтой даже современного читателя. Это не только Ближний Восток, Турция и Балканы, но и западная Европа и Китай, Русский Север и Сибирь. В 1913 г. писатель снова побывает на Севере — в Архангельске, на Соловках и Новой Земле (в первый раз — летом 1909 г. он отправился туда на пароходе «Королева Ольга» вместе с архангельским губернатором Сосновским, который сопровождал небольшую экспедицию из пяти человек для обследования Крестовой губы), в «Речи» (1913, 27 июля, 20 авг.) появились его очерки из цикла «На Новую Землю», а затем страницы из путевого дневника с 31 августа по 6 сентября 1913 г.
В связи с путешествиями писателя на Новую Землю, стоит рассказать ещё об одном эпизоде взаимоотношений Горького и Кундурушкина. В 1909 г. в одном из сборников издательства «Знание» был опубликован рассказ последнего «В солнечную ночь», предварительно показанный Алексею Максимовичу. Кондурушкин принял ряд стилистических замечаний, с некоторыми не согласился. Во-первых, сохранил эпиграф — слова из Книги Бытия «И дух Божий носился над нею». Во-вторых, в рассказе упоминались «горы, нагромождённые ещё в первые дни творения», тем самым Степан Семёнович хотел подчеркнуть первозданность природы на Новой Земле.
«По геологии они позднее нагромождены, — возражал Горький. — Библейские чудеса-то вы бы оставили, к чему они? И без них хорошо». Совет первого по времени, с позиции Луначарского, пролетарского писателя был отвергнут. Спор Горького с Кондурушкиным принимал всё большую остроту и в итоге привёл к разрыву. Тем не менее, наш герой навсегда сохранит чувства уважения и благодарности великому писателю.
В сентябре–октябре 1913 г. Кондурушкин присутствовал в Киеве на процессе по делу Бейлиса как корреспондент «Речи»; его отчёты под общим названием «Дело Бейлиса… Впечатления» вызвали протесты черносотенцев, их публикация была запрещена в административном порядке, а против писателя возбуждено судебное дело.
С началом Первой мировой войны писатель становится военным корреспондентом газеты «Речь». А его сборник «Вслед за войной» (1915) по праву считается одним из лучших образцов русского фронтового очерка.
Вслед за войной: очерки великой европейской войны (август 1914 — март 1915) Пг.: Издательское т-во писателей, 1915
С энтузиазмом приняв события Февраля 1917 г., близкий по своим политическим воззрениям партии социалистов-революционеров Кондурушкин с надеждой смотрел на то, как «пробуждается новая Россия». Он становится издателем и главным редактором газеты «Земля».
События Октябра перечеркнули эти надежды, издаваемая Кондурушкиным газета была одной из первых запрещена новой властью.
Половодье (очерки первых дней переворота). Пг.: Изд. газ. «Земля», 1917
Впечатления писателя от происходящего в конце 1917 г. отразились в сборнике «Половодье» и «Толковом словаре». В феврале 1918 г., находясь в Саратове, Кондрушкин принимается за повесть о своей жизни. В ней он возвращается к событиям детства и ранней юности, отчасти повторяя и развивая автобиографические сюжеты, рассыпанные по страницам его дневников, записных книжек, ранних литературных опытов и документальных очерков (Владимирова С. М. Последняя повесть С. С. Кондрушкина // Центр и периферия. 2021. № 4. С. 58–60).
С приближением большевиков писатель отправляется в хорошо знакомую ему Сибирь и оказывается в Омске, где, несмотря на ухудшение самочувствия, ведёт дневник, бывает в гостях у «короля сибирских писателей» Антона Сорокина и успевает посетить литературно-художественный кружок, часто называемый «Единой Россией», а иногда — «Зелёной лампой» (создан в декабре 1918 г.).
Собрания кружка проходили в здании Союза кооперативных объединений Западной Сибири «Центросибирь» (с июля 1918 г. здесь размещалась штаб-квартира омского отдела «Союза возрождения России»), на улице Гасфортовской (современный адрес — ул. К. Либкнехта, 4), в комнате № 16.
Гасфортовская улица. Справа — здание, в котором в конце 1918-го — начале 1919 г. проходили заседания литературно-художественного кружка. 1920-е. Современный адрес: ул. К. Либкнехта, 4
…28 февраля 1919 г. участники кружка почтили память ушедшего из жизни писателя Степана Кондрушкина, а на следующем заседании (9 марта) зачитывались выдержки из его почти ежедневных записей, где
«последняя искренность мысли, чувства только подлинные, не прикрашенные искусством, которые всегда набрасывают некий покров на душу писателя. <….> Кроме художественного значения этого дневника, написанного тонким мастером слова, мы считаем, что его историческое и политическое значение огромно, — говорится в предисловии к публикации дневника в газете «Сибирская речь». — Эти откровения человека, любившего Россию, и за свою любовь жизнью поплатившегося, никто не посмеет назвать продиктованными чем-либо иным, кроме боли, кроме любви к России» (Сибирская речь [Омск]. 1919. № 84, 20 (7) апреля. С. 8).
Сибирская речь [Омск]. 1919. № 84, 20 (7) апреля
Кондурушкина забыли и в советское время не переиздавали, разве что в 1927 г. в серии «Дешёвая библиотека» — шестнадцатистраничный рассказ «Наяву». Ещё один — «Звонарь Федя» — вышел в свет в Москве отдельной книжечкой такого же объёма (Изд-во: Приход Хр. Святаго Духа сошествия на Лазаревском кладбище, 2015).
Известный советский книговед Николай Рогожин (1891–1962) включил биобиблиографические материалы Кондурушкина в готовившийся, но так и не увидевший свет «Словарь русских писателей, вышедших из трудовой среды» (1958). К сему добавим переписку с Максимом Горьким в 95-м томе «Литературного наследства», здесь упомянутом. Это, пожалуй, всё.
Если не считать двух сборников рассказов Степана Семёновича, вышедших в Бейруте на арабском языке (2015, 2019)…
В Омске о прахе Кондурушкина позаботиться было некому…
Юрий Перминов: «Имена, забытые Омском»
2. Юрий Перминов: «После омских приключений Эразм Стогов бросил пить»
3. Юрий Перминов: «Николай Чижов никем себя, кроме как моряком и поэтом, не представлял…»
4. Юрий Перминов: «Гордость и украшение нашей литературы» занимался делами о поджогах и убийствах»
6. Юрий Перминов: «Неблагонадежный Вагин был заправским литератором, «не хуже многих»
7. Юрий Перминов: «Друг Валиханова, «русский пехотинец», бунтарь и тончайший лирик»
8. Юрий Перминов: «Наумов, писатель «из народного быта», не считавший чиновников честными людьми
9. Юрий Перминов: «Анненские — разные и нераздельные»
11. Юрий Перминов: «Митрич и Сиязов — кровью сердца за Сибирь»
