Открытое письмо Министру здравоохранения Омской области
Вьюшкову Дмитрию Михайловичу.

Уважаемый Дмитрий Михайлович!

20 февраля в рабочем поселке Горьковское, мы похоронили мать четверых детей, супругу моего младшего брата — Елену Владимировну Евсееву, в мае этого года ей бы исполнилось 45 лет. Всего 45! Не дожила. Причины столь раннего ухода: инфаркт мозга, вызванный тромбозом мозговых артерий, отек мозга. Серьезные причины, почти без шансов на возвращение к жизни, но сегодня, анализируя все обстоятельства развития этой катастрофы, я полагаю, что шанс все-таки был.

Итак, все по порядку.

13 февраля 2020 г. Елена, почувствовав недомогание (боль в шее, голове, тошнота), записалась на прием к терапевту Горьковской ЦРБ, время — 15:30, к врачу она попала в 15: 50. В 16:02 она покинула врача, то есть, обратите внимание, доктор потратила на нее ровно 12 минут, как и положено по нормативу, введенных оптимизаторами нашей отечественной медицины. Ни больше, ни меньше!

Мой брат и супруг Елены поинтересовался результатами приема. Елена сообщила ему, что давление у нее 240 на 150, «дали таблетку и на этом все». Правда, врач порекомендовала купить в аптеке бисопролол, амплодипин, биоком, шприцы и т. д.

После такого «приема» супруги отправились домой, купив в аптеке рекомендованные препараты.

Спустя четыре с лишним часа, в начале девятого вечера того же дня Елене стало хуже. Она жаловалась на сильную головную боль, тошноту, ее стало рвать, речь стала затрудненной. Брат позвонил на скорую. Там ответили, чтобы «ждали». Через полчаса скорая прибыла. Давление у Елены снизилось до 220, медсестра сделала укол и сообщила, что требуется госпитализация (!), надо поискать людей, которые бы донесли больную на носилках до машины скорой помощи. Несмотря на поздний вечер, брат нашел тех, кто помог бы донести супругу до скорой, естественно, на это тоже потребовалось время.

Брат поехал вместе со своей супругой в Горьковскую ЦРБ. Около часа (обратите на это внимание!) Елена ждала на носилках в коридоре больницы. Оказывали ли ей в это время помощь, неизвестно. В 22:50 ее направляют в Калачинскую ЦРБ за 40 километров от Горьковского. Итак, с начала обращения Елены к врачу с тревожными симптомами прошло 7 (семь!) часов, плюс час на дорогу до Калачинска. Итого 8 часов без принятия неотложных мер по спасению.

Далее события развиваются еще интересней. 14.02. 2020 г. в 7.20 утра брат позвонил в Калачинскую ЦРБ и поинтересовался здоровьем супруги. Ему ответили, что супругу отправили обратно в Горьковскую ЦРБ (!). Через некоторое время брату позвонила Елена и сообщила, что она лежит в терапии Горьковской ЦРБ, у нее сильно кружится голова, и она перестала слышать на правое ухо. С 14 по 15 февраля брат с супругой общаются по телефону, так как в больнице карантин. Елена, хотя и с трудом, но все же разговаривает. Врач сообщает брату, что нужно приобрести две упаковки актовегина в ампулах (5мл.) и передать в терапию, что было сделано. (По словам брата, актовегин даже не вскрывали, он так и остался лежать в упаковках в процедурном кабинете).

Утром, 16 февраля, в 7.00 брат позвонил Елене, ему никто не ответил. В приемном отделении Горьковской ЦРБ ему сообщили, что Елену перевели в реанимацию и сейчас готовят снова к отправке в Калачинскую ЦРБ (!). В состоянии прогрессирующей опасной болезни ее опять везут в Калачинск.

В Калачинской ЦРБ брату заявили, что Елену привезли напрасно, так как «мы все сделали, а скорую не отпускайте, так как повезете обратно». Что они «все сделали» непонятно?! Брат мой, обычный трудяга, механизатор стал возмущаться и отказался везти супругу обратно, он потребовал, чтобы Елену осмотрел невролог. После этого прошел еще один час (!), Елену осмотрел невролог (она была в полном сознании, выполняла все команды невролога), затем ее отправили на МРТ, рентген. Елена произнесла слово «пить», ее напоили. Прощаясь с супругом, она жестом попросила, чтобы он ее поцеловал и, шутя, погрозила ему, указывая на глаза, чтобы он не плакал. Когда ее везли в реанимацию, она помахала рукой.

Больше живой он ее не увидел.

19 февраля в 6.50 утра брату позвонили из Калачинской ЦРБ и сообщили, что «ваша жена умерла». Не дай Бог никому получать такие звонки!

Елена была светлым, солнечным человеком, улыбка не сходила с ее лица, она безмерно любила своих детей: двоих сыновей и двух дочерей, которых они с супругом воспитывали в почтении к старшим и в любви к труду. Она любила разводить цветы, ходить по грибы и ягоды, управляться по хозяйству. Любила…

Она работала санитаркой в Горьковском роддоме, а когда роддом закрыли, стала работать на почте. Ее хорошо знали и уважали местные пенсионеры, не случайно, бабушки, утирая слезы, стояли вдоль дороги, провожая ее в последний путь. О ней никто не сказал ни одного плохого слова.

Уважаемый Дмитрий Михайлович!

Думаю, все вышеизложенное станет предметом обсуждения профессионалов, предметом для Вашего личного разбирательства ситуации поминутно, но не могу не задать Вам несколько простых вопросов, как человеку, отвечающему за здравоохранение нашей области.

1. Почему при запредельно высоком давлении, Елена не была срочно госпитализирована, и к ней не был применен полный комплекс неотложных мер, определенных в таком случае стандартами Минздрава России? Вы их сам-то знаете?

2. Почему на начальной стадии развития болезни, когда дорога была каждая минута и была возможность спасти мать четверых детей, эти минуты, часы (!) тратились бездарно, безо всякой поправки на экстренность ситуации?

3. Почему Елену, при прогрессирующей болезни, возили туда и обратно из Горьковской ЦРБ в Калачинскую, хотя врачи должны были понимать, что транспортировка в таком состоянии смертельно опасна? В общей сложности, она проехала 160 км., потеряв только на дорогу 4 часа. А не проще ли было ее сразу отправить в Омск, где у нас сосредоточена высокотехнологичная медицина? А вызвать вертолет? Слабо? Вертолет для простой домохозяйки — это дорого для нашего здравоохранения? Хотя на сайте минздрава есть бодрый отчет за 2019 год, о том, сколько раз санавиация вылетала к сельчанам включительно по август.

4. Почему, в подведомственных Вам учреждениях, Горьковской и Калачинской ЦРБ за спасение больных должны бороться родственники, а не медперсонал? Привыкли к смертям? Опустили руки? Разуверились?

В 1994 году у моего отца в возрасте 64 лет случился ишемический инсульт. Его срочно госпитализировали в Оконешниковскую ЦРБ. Он был без сознания, но благодаря умелым, грамотным действиям врача Иониной Наталье Михайловне, отца буквально вернули с того света. После двухмесячного пребывания в палате он вышел из больницы своими ногами и прожил еще 14 лет (!), правда, одна рука плохо слушалась, речь была уже не та, но он жил, играл в свои любимые шахматы, нянчил внуков. Это я к тому, что есть и такие примеры. Примеры самоотверженности и профессионализма врачей и медперсонала.

За Наталью Михайловну я молюсь до сих пор. Я был свидетелем, я видел это трепетное отношение врачей к больным. Что изменилось? Клятва Гиппократа стала иной?

В истории с Еленой, как в капле воды отразились все беды нашего здравоохранения. Главная из них, на мой взгляд — отсутствие мотивации в борьбе за здоровье и жизнь людей, простых людей, тех, которые не имеют средств и возможностей лечиться в спецклиниках у лучших врачей, тех, которых могут отфутболить, которым могут ничего не объясняя, нагрубить.

Эти люди, как правило, безропотны, они и умирают безропотно. Был человек, и нет его!

Увы, нашу Елену уже не вернуть, но, надеюсь, этим письмом спасти хотя бы одну жизнь. На месте Елены может оказаться любой из нас. Не правда ли?

Леонид Евсеев,
член Союза журналистов России