Заместитель гендиректора Института национальной энергетики побывал в Омске и рассказал, что происходит на рынке нефтепродуктов и в сфере мировой переработки.
Разговор состоялся в рамках круглого стола в пресс-центре «МКР-Медиа».
– В рядах экспертного сообщества в последние годы возникло такое предположение, что в принципе модернизировать НПЗ бессмысленно. Потому что мир всё равно в едином порыве переходит на возобновляемую энергию, скоро всех захватят электромобили, они вытесняют машины традиционные, то есть те вложения, которые сделают сегодня в модернизацию, не окупятся. Потому что они могут это сделать только к середине следующего десятилетия. А уже тогда многие страны готовы полностью отказаться от двигателей внутреннего сгорания. И, мол, кому вы будете продавать свои нефтепродукты? Да и в России происходят позитивные изменения в области экологичного транспорта.
Но сейчас мы видим, что нефть во всей совокупности первичной энергии безраздельно доминирует, сильно превосходя даже своих прямых конкурентов – уголь и газ. А если мы возьмём возобновляемую энергетику в отрыве от гидроэнергетики, то она ещё меньше. Есть определённая конкуренция между газом и нефтью. По ряду прогнозов он может опередить нефть в середине следующего десятилетия. Но речи о том, чтобы другие опередили нефть, не идёт. Кроме того, когда есть такие дальние прогнозы, забывают, что нефть – это далеко не только моторное топливо. Это ещё и пластик, те же электромобили во многом делаются из продуктов переработки нефти, так что даже если мы все вдруг пересядем на них, то и так спрос на нефть сильно не снизится.
Спрос на нефть растёт, в прошлом году он превысил 98 миллионов баррелей в сутки и каждый год примерно увеличивается темпом на 1,5 миллиона баррелей в сутки. Это средний показатель. В этом году были отдельные дни или недели, когда спрос превышал 100 миллионов в сутки. Или вплотную приближался.
– Чем это можно объяснить?
– Дело в том, что мировой спрос на автомобили на бензине и дизельном топливе растёт опережающими темпами, хотя все помнят скандал «Дизельгейт», когда в США «Фольксваген» уличили в том, что он немного завышает экологические показатели своих машин на дизеле и качество их выхлопов. Сейчас его несколько топ-менеджеров находятся под следствием, концерн уже выплатил многомиллионные штрафы, всячески кается, аналогичные вопросы ему начинают задавать и в Европе. Стали звучать заявления, что какие-то страны – Великобритания, Франция, Норвегия – начнут отказываться от двигателей внутреннего сгорания. Потому что ну как так можно жить, если даже лучшие люди из «Фольксвагена» так всех обманывают? Мол, просто единственный выход – это отказ. И вот прошёл год после «Дизельгейта» и этих заявлений, и сейчас те же немцы говорят: «Знаете, мы, конечно, готовы отказаться, но не прямо сейчас. А сейчас мы будем бороться за рост экологических показателей наших дизельных автомобилей, будем стимулировать спрос, выплачивать при трейд-ине старой машине от 5 до 7 тысяч евро на покупку новой». То есть после громких заявлений политиков скучные чиновники посчитали, пришли в ужас и ответили, что такой быстрый переход страны не осилят – «У нас тут рабочие места, заводы, люди могут пострадать». И поэтому радикально отказаться нельзя. Надо увеличить продажи новых дизельных, и средние экологические показатели вырастут, потому что новые машины их улучшат. Вот на таком фоне делаются те или иные громкие заявления.
Но как минимум в следующие 30-40 лет модернизация НПЗ нужна, более того, для Европы в этом процессе есть важный момент, который напрямую влияет на российские рынок нефтепродуктов и нефтепереработку. Мощности европейских НПЗ сейчас катастрофически недозагружены. В кризис их недозагрузка составляла от 17 до 25%. Это очень много. И европейцы сейчас стараются увеличить загрузку. С тем, чтобы увеличить количество продукции и заработать больше денег. Выяснилось, знаете ли, что люди хотят зарабатывать деньги.
Что касается добычи нефти и газового конденсата у нас, то до 2017 года шёл значительный рост. В прошлом году случилось небольшое снижение, связанное с решением «ОПЕК Плюс» об уменьшении добычи. Но если посмотреть разницу между 2015 и 2016 годами, то видно, что в 2016-м рост был какой-то колоссальный. Благодаря этому рывку потом снижение, которое требовалось от нашей страны, было достаточно комфортным.
В текущем году производство нефти было меньше, чем в 2016-м, но на это опять же повлияли и отношения с нашими международными партнёрами в «ОПЕК Плюс», когда было разрешено увеличить добычу.
А вот что происходило на этом фоне с первичной переработкой: она с 2014 по 2016 годы, время кризиса, «просела». Хотя если взять объём докризисных показателей, сейчас объём переработки значительно их превышает. И держится примерно в количестве 280 млн тонн в год. Это значит, что на переработку идёт более половины добываемой нефти.
В 2011 году стартовала очень масштабная программа модернизации российских НПЗ. Произошёл качественный скачок.
– Кто был её инициатором?
– Правительство России, но понятно, что она была согласована с нефтяниками. Сама её разработка требовала их тесного взаимодействия. В ней была и выработка определённых стимулов, которые бы демонстрировали отрасли разумность модернизации. Не просто с точки зрения улучшения количества процессов и процента перерабатываемой нефти, а также вывоза продуктов переработки в Европу. Наших объёмов нефтепродуктов в Европе просто не ждут. Там свои НПЗ недозагружены, как я сказал. Они хотят, чтобы туда везли нефть, они сами её перерабатывали и продавали. Наши нефтепродукты там, конечно, нужны, но не все.
– В рамках ВТО они могут вводить заградительные пошлины?
– Ну они же вводят. Вроде бы не могут, но делают. ВТО стала вообще очень забавной организацией, что она есть – что нет, судя по тому, как в ней взаимодействуют разные страны. Так что можно жаловаться туда, куда советовал Бендер Паниковскому, или писать в «Спортлото», вспоминая Владимира Высоцкого. Но заградительные пошлины используют все, везде и всюду.
В 2011-17 годах в России (на всех НПЗ страны) было введено 78 установок вторичной переработки, в этом году должно быть введено четыре новых, и одна – реконструироваться. Первоначальный план был ввести в эксплуатацию более 100 установок. Но вмешался кризис, к сожалению. Он подкосил перспективы и рентабельность переработки, которая была довольно высокой. Для этого и были меры в виде снижения акцизов на более качественные нефтепродукты, низких экспортных пошлин на высокотехнологичные продукты переработки и так далее.
Всего это потребовало вложений в 1,3 триллиона рублей. Но это не описывает все вложения в модернизацию НПЗ. Были ещё и экологические мероприятия, строительство очистных сооружений, организация лабораторий. Планируется, что до 2025 года введут ещё 45 установок. Не считая тех, что в текущем году.
Глубина переработки у нас сейчас повысилась и дошла в среднем до 82%. Для сравнения: в Европе средний показатель составляет 85%. В США – 96%, но у них специфическая ситуация, им приходится значительную часть своей добываемой нефти вывозить и завозить другую, более подходящую для их НПЗ. На Омском НПЗ при этом глубина переработки сейчас дошла до 92%, поднявшись на 10% с 1999 года.
Большая модернизация при этом идёт и в других странах, например, в Китае.
– То есть глубина переработки – это сколько полезного можно взять из объёма нефти и сколько останется бесполезного?
- Да. Причём я вам скажу, что в 2020-х годах будет полное прекращение производства мазута кроме того, который нужен некоторым классам потребителей. А при нефтепереработке Россия готова полностью отказаться от мазута. И все остатки будут перерабатываться в другие высокомаржинальные продукты.
– А что касается производства масел?
– Мировой спрос там – 43 миллиона тонн в год. В России – 1,7 миллиона, это один из самых крупных рынков.
Там интересно то, что стал меньше жизненный цикл продуктов. Если раньше он мог быть 10-15 лет, то теперь оказывается, что у продукта нужно что-то менять каждые 2-3 года. То есть это всё время НИОКР, работа с автопроизводителями, производителями промышленного оборудования, получение допуска от этих предприятий, исследования.
Наш рынок масел до кризиса был высококонкурентным, там было 100 компаний со 120 торговыми марками – от мировых лидеров и до не очень известных. Причём лидеры из-за рубежа сейчас стараются создать производства на территории России. Для них проблемой была девальвация рубля. Тогда те, кто завозил масла из-за рубежа, были вынуждены повышать цены сначала на треть, потом в два раза. Спрос на их продукцию, конечно, стал снижаться.
Одновременно выяснилось, что за прошедшее время у пула российских производителей качество масел стало не хуже, причём они в основном шли на экспорт. Потому что у нас люди смотрели и думали: «А, это «Мобил», «Шелл» – отлично, я их знаю». А что там у «Роснефти» или «Газпром нефти», они знать не знали. Потребитель стал покупать российскую продукцию, у неё есть допуски, и у производителей произошёл разворот с экспорта на внутренний рынок в 2015-16 годах. Доля импорта – премиального – упала в два раза. Кто их заменил? «Роснефть», «Газпром нефть» и «ЛУКОЙЛ». И наоборот – в ту же Италию идут российские масла. Этих же компаний.
Премиальный сегмент растёт, потому что растёт и доля новых машин.
– Что можете сказать о российских запасах нефти и нефтеразведке? Пишут, до 35-40% нефти сейчас добывается на шельфе? Выходят уже на такой горизонт планирования?
– Я смотрю годовые отчёты, там запасов – на высоту птичьего полёта. В западных компаниях, и это доказанная практика, считается нормальным вводить разведанные запасы на горизонте 10 лет. Невыгодно разведывать дальше, потому что это допвложения сегодня, которые могут спутаться из-за технологических прорывов, мало ли. Десять лет – самое то. Но это происходит каждый год.
У нас горизонт – 15-20 лет. Это стандарт для наших.
Насколько я знаю, «Газпром нефть» сейчас работает по двум направлениям. Это действительно Ямал, то есть Новопортовское месторождение. И шельф, платформа «Приразломная». Плюс компания вложилась в эффективность бурения и повышение объёма извлечения труднодоступных запасов, увеличение нефтеотдачи, там различные методики.
Плюс есть зарубежные проекты. «Газпром нефть» и «ЛУКОЙЛ» работают в иракском Курдистане, около 1 миллиона тонн добывается в Сербии и на сопредельных территориях.
Но в России – вот такие запасы. А в целом по отрасли – очень хорошее движение.