В Азовском районном суде Омской области кипят, бушуют и бурлят страсти вокруг уголовного дела (№1-12/2018, судья Андрей Кулешов) в отношении врача-неонатолога Алевтины Ивановой, виновной в смерти новорожденного младенца,
по версии следствия.
Медик категорически не признает своей вины. Полагает, что она «действовала в полном соответствии с регламентами», «предприняла все возможное для спасения малыша».
Но, дескать, пути Господни неисповедимы. Человек предполагает, а Бог располагает. С таким подходом, по сути, оправдал «результат» работы своей подчиненной главный врач БУЗОО «Азовская ЦРБ»
Павел Вейних.
Потерпевшие – молодые родители Виктор и Валентина Г. – заявили, что они «просто так это дело не оставят», и данный уголовный процесс «не первый и не последний».
И пояснили, почему. Оказывается, в ходе исследования судом материалов дела выяснились чудовищные подробности фальсификации меддокументов со стороны, скорее всего, азовских медиков. Видимо, пытаясь избежать уголовной ответственности и выгородить свою коллегу, в бумагах, переданных на проведение экспертиз, оказались данные о якобы имеющей место… половой инфекции у супругов во время…
беременности!
Об этом скабрезном факте из своей теперь уже семейной биографии молодые и убитые горем родители узнали лишь на стадии видеоконференцсвязи Азовского суда с экспертами из Санкт-Петербурга.
Как по команде, адвокат и подсудимая А.В. Иванова в разной интерпретации, но неоднократно спрашивали профессоров из Северной столицы об одном и том же: как могла отразиться половая инфекция матери на развитии плода, могла ли повлиять на роды и последующее состояние новорожденного.
Принимая данный факт за чистую монету, эксперты признали, что при таком течении беременности и наличии такого вирусного заболевания мочеполовой системы возможны любые последствия.
Вплоть до летальных.
Вот здесь-то мать погибшего малыша впервые и узнала о том, что азовские медики каким-то образом установили у нее и лечили трихомониаз.
Нужно отметить, что о таком заболевании молодые родители в принципе слышали впервые в своей жизни и даже до конца и сейчас не понимают, что это такое, откуда берется и как непонятно откуда установленный диагноз врачей ударил по их чести, достоинству и деловой репутации на всю
оставшуюся жизнь.
Начали разбираться, откуда данные про «трихомониаз» на стадии беременности появились в деле.
Никакого лечения по данному профилю роженице, по ее репликам под протокол суда,… «не назначалось»! Никаких анализов и мазков с подтвержденным диагнозом «трихомониазная инфекция» в материалах уголовного дела также… нет! Имеются лишь некие «выписки из истории болезни», сделанные рукой медицинских работников Азовской ЦРБ… без приложенных
лабораторных данных!
Потерпевшая неоднократно пояснила Фемиде, что никаких лекарств ни по рецепту врача, ни самостоятельно она, будучи «носителем болезни», не приобретала, дополнительные манипуляции ей не назначались.
Более того, не вызывался к докторам и ее супруг, отец ребенка. Он также не проходил никакого обследования на опасную «трихомониазную инфекцию», не сдавал никаких текущих или экстренных анализов
на эту дрянь.
Заглянув в интернет, несостоявшиеся мама и папа узнали, что «трихомониаз – это серьезное венерическое заболевание», «передающееся половым путем».
Что лечится оно в течение двух-трех недель, потом еще в течение трех месяцев носители стоят на учете у врача-дерматовенеролога. За период лечения трижды сдаются контрольные анализы. Обоими половыми партнерами. В случае беременности женщины она ставится на специальный учет. У себя в консультации у профильного врача проходит дополнительное наблюдение.
С данным заболеванием никто бы и близко не допустил женщину к родам. В общем родзале. Без контрольного анализа на чистоту бакпосева. Без соответствующих мер
предосторожности.
В последнем судебном заседании родители, начавшие понимать все последствия клеветы и наветов в свой адрес, ходатайствовали о полном исследовании судом своих медицинских амбулаторных карт пациентов ЦРБ на предмет наличия в них записей об инкриминируемой им половой инфекции.
Как ни старался судья Алексей Кулешов и подсудимая Алевтина Иванова проштудировать каждый лист документов, но обнаружить хоть одно упоминание о спасительном для доводов защиты «трихомониазе» им
не удалось.
- Значит, его нет! – подвел итог процессуальному действу служитель Азовской Фемиды.
Тогда потерпевшие заявили ходатайство «об исследовании обменной карты беременной», которую роженица при поступлении в Родильное отделение БУЗОО «Азовская ЦРБ» передала на руки врачам.
Но этот документ строгой отчетности, будучи неотъемлемой частью всего «родильного дела»,… исчез! Ни в материалах уголовного дела, ни в ЦРБ, ни в Следкоме его не оказалось.
Вместе с обменной картой в неизвестном направлении пропал и родовой именной сертификат потерпевшей Валентины Г., где имеются записи о сроке беременности
на дату родов.
Нужно отметить, что до начала процесса потерпевшие добросовестно знакомились с материалами уг. дела.
Но судья Кулешов А.А. предоставил в распоряжение родителей, оказывается, не все дело, а лишь три основных тома.
Без того самого ставшего камнем преткновения спорного «родового дела», составляющего неотъемлемую часть
обвинения.
Безусловно, родители не оставят без последствий публичное обличение себя в асоциальном образе жизни и сопричастности переносу и распространению половых инфекций.
Но, скорее всего, выяснять, на каком этапе «расследования» и у кого родилась данная версия и как в деле появились на этот предмет «документы», придется уже правоохранительным органам. В рамках иного
разбирательства.
Именно об этом и предупредили подсудимую А.В. Иванову родственники потерпевших, когда медик в пылу дискуссии и увещеваний о своей невиновности в очередной раз стала громко оперировать перед Фемидой «трихомониазом» как свершившимся фактом.
На следующей неделе запланировано последнее слово подсудимой, а там и до приговора день-два. Но, судя по всему, уголовные страсти в Азово вокруг смерти новорожденного
только начинаются.
Хроника данного судебного процесса мной изложена достаточно полно с помощью предоставленных в мое распоряжение аудиозаписей из зала суда.
С публикациями можно ознакомиться здесь –
Но сейчас о другом.
Получается, на «крайнем» судебном заседании (19 сентября) потерпевшие – родители погибшего младенца – заявили ряд важных ходатайств (о принудительном приводе завотделом Росздравнадзора, об исследовании и истребовании обменной карты, об истребовании оригинала журнала регистрации анализов крови и мочи), которые судья отклонил, мотивируя это тем, что «данная позиция не согласована с гособвинением». Тем самым было нарушено фундаментальное право потерпевших как самостоятельных процессуальных лиц
на защиту.
Такое ощущение, что судья Кулешов А.А. куда-то очень торопится.
В этот же день с представлением выступил прокурор (об этом – отдельно) и состоялись «куцые» прения сторон. А чуть раньше районная Фемида заслушала свидетеля – специалиста, акушерку с 30-летним стажем работы
Наталью Никитину.
Женщина имеет богатый жизненный опыт работы в ФАПах Омской области, в роддомах и женских консультациях. Где-то все это совмещалось.
Одним словом, родов принято столько, ситуаций увидено столько, что на любой вопрос женщина в состоянии дать развернутый и подробный ответ. Со ссылками на статью Закона.
И норму Минздрава.
Акушерка ответила на десятки вопросов потерпевших, прокурора, адвоката защиты и подсудимой.
После этого у нее сложилось общее мнение о том, что же случилось в ночь с 10 на 11 марта 2017 года в здании Азовского родильного отделения.
– По моему мнению, это было хладнокровное убийство ребенка. Преступная халатность врачей акушера-гинеколога и неонатолога, помноженная на их профессиональную безграмотность – таков мой краткий диагноз родотделению
из села Азово.
В моем распоряжении имеется запись всего допроса свидетеля в судебном заседании, но мы пообщались с Натальей Ивановной за пределами процесса, чтобы выяснить ее мнение без привязки к вопросам и репликам сторон.
Вот что она поведала.
– Нарушений действующего законодательства РФ, ведомственных регламентов и приказов столько, что я, наверное, все перечислить, понятно, не смогу. Отмечу только вопиющие. На мой взгляд.
Во-первых, как я поняла, у врача-неонатолога Ивановой был просрочен сертификат по специализации «неонатология». В таком случае медик не имела права даже находиться в родзале, не то что исполнять обязанности дежурного врача.
Коли сотрудник без допуска приступил к исполнению своих обязанностей, это прямая вина начальника отдела кадров БУЗОО и главного врача. При таком раскладе, они – соучастники того, что случилось в результате вопиющего нарушения –
преступления!
– Дальше. Врач-неонатолог обязана находиться в родзале во время родов и после того, как акушер отделит пуповину, обработает ребеночка, доктор (мы его называем микропедиатр) перенимает его с рук на руки, выслушивает все рекомендации, опасения и заключение родовой бригады.
Ивановой на родах не было. Ребенок был передан… матери. Это нонсенс! Врач появилась в больнице через более чем через три часа, когда ребенку стало хуже.
Это недопустимо.
– Даже то, что я услышала в вопросах о состоянии ребенка и могу предположить по визуальным симптомам, не просто должно было насторожить медика, но и обязывало ее действовать самыми энергичными мерами.
Цианоз, который был установлен еще педиатром (откуда он вообще взялся в родзале?), покрывал всю голову младенца. По моему опыту, у младенца достаточно и едва синюшного носогубного треугольника, чтобы бить тревогу и диагностировать кислородное голодание мозга, возможную легочную недостаточность. В сочетании с поверхностным дыханием, с постаныванием, вялостью ребенка это говорит о симптоматике, требующей незамедлительного медикаментозного и высокотехнологичного вмешательства – нужно было сразу ставить капельницу, подключать кислород. А главное – нужно было уже в девять часов вечера звонить в Областную клиническую больницу на Куйбышева, 77 и не просить консультации, а ставить коллег перед фактом, что «у меня сложный ребенок», «нет времени», «я вызываю реанимобиль», «принимайте»,
«готовьте реанимацию»!
– Я не услышала, что малыш был помещен в капсулу, обеспечивающую сохранение и подачу дополнительного тепла.
Я, конечно, могу ошибаться, но из того, что я услышала и поняла, возможно, что провоцирующим началом для пневмонии явилось именно переохлаждение ребенка. Гипотермия была ярко выраженная. При норме температуры тела в +37,1 градус по Цельсию у больного отмечено +36,4. Это очень мало. На фоне ослабленного внутриутробной инфекцией организма пневмония могла развиться очень быстро. Когда у ребенка появился очередной дежурный врач, сделать что-то было
уже поздно.
Из других нарушений опытная акушерка отметила еще ряд «кошмарных», по ее терминологии, фактов.
Так, Валентина Г. поведала суду и акушерке, что рожала она не на специальном родильном кресле, а на… сдвинутых кушетках. По словам роженицы, в одно и то же время в родзале находились две мамочки. Одна уже родила, а следом завели рожать Валентину. Так вот, акушер Н.И. Никитина полагает, что «по регламенту уже родившую женщину должны были переместить с кресла на кушетку, а начавшую рожать мамочку поместить на ее место».
– В противном случае велика опасность травматизма. И у ребенка, и у женщины. При закрытых родовых путях с ребенком могли произойти любые повреждения, которые могли быть не диагностированы визуально, но которые могли сказаться
в дальнейшем.
По мнению акушерки, «ослабленного», «вялого», «цианозного» малыша ни в коем случае нельзя было отдавать матери на полное кормление.
– По своему жизненному опыту скажу, что нужно было приложить к молозиву на минутку, а потом перевести на искусственное кормление под наблюдением врача.
По мнению медика, самостоятельное сосание молока могло привести к потере ребенком значительной энергии и снижению и без того слабого жизненного тонуса. Что, впрочем, и дало о себе знать
через 2-3 часа.
В целом акушер уверена, что «запущен» младенец был еще на стадии беременности и наблюдения в женской консультации.
Таким образом, на скамье подсудимых обязаны были сидеть даже не два, а то и три-четыре медика из Азовской ЦРБ. А начальник отдела кадров, завродильным отделением и главврач должны были лишиться своих постов и
насиженных мест.
Что касается полового заболевания «трихомониаз», за который, как за спасательный круг, хватаются защитник и подсудимая, то его наличие акушерка… полностью исключает!
Если о столь серьезной инфекции не знает сама беременная-роженица, не знает ее супруг, если никакого специального лечения, посещений, дополнительных анализов и т.д. не было, то заболевание присутствует сугубо формально, как запись в истории болезни. Сделать ее могли кто угодно и «задним числом». Как пояснила данное «противоречие» свидетель Никитина, «подобные вещи в разбирательствах о врачебных ошибках и халатности медиков –
обычное дело».
Участники судебного процесса также поделились своими впечатлениями.
Так, потерпевшая сторона и слушатели полагают, что многое из услышанного от акушера Никитиной стало для подсудимой врача Ивановой «открытием».
Например, наконец-то, экс-главный педиатр Азовского района выяснила, что отметка «группа риска» в медкарте больного очень важна для понимания текущего состояния здоровья и возможных последствий как для мамы, так и для плода…
Акушер настаивает, что присутствие врача-неонатолога на родах обязательно. На всех без исключения. Специалист Иванова это отрицает.
Акушерка настаивала на том, что врачи и акушер совместно оценивают состояние здоровья родившегося ребенка по шкале Апгар, а из родзала в детское отделение ребенка уносит именно врач-неонатолог. Ни акушер-гинеколог, ни акушер покинуть родзал и тем самым подвергнуть риску жизнь роженицы не имеют права.
Иванова удивлена этому.
Свидетель Никитина уверена на все 100%, что с меддокументацией на роженицу и на плод врач-неонатолог обязана знакомиться накануне родов, а не после. Чтобы знать, какие возможны риски, какие реанимационные мероприятия, возможно, предстоят. К чему готовиться. Иванова до сих пор не может представить суду из материалов дела ссылку на «трихономиаз». Более того, она сама признает, что контрольного анализа на бакпосев в канун родов у пациентки никто не взял – он отсутствует в родильном деле. А самостоятельно медик эти анализы не назначала и не делала.
И совсем уж вызвало недоумение у неонатолога Ивановой заявление акушерки о том, что каждый родившийся ребенок проходит полный курс обследования, у него берут комплексные анализы на кровь, на мочу, на биохимию.
– И здоровому?! – буквально вскрикнула «доктор».
– А как можно без анализов определить, кто здоровый, а кто больной, как оперировать данными и ставить диагноз без первичных, базовых, документов? – недоумевает по поводу вопроса «коллеги» с высшим медицинским образованием
опытный акушер.
Из «мелочей» представитель среднего медперсонала отметила, что если бы у роженицы была диагностирована половая инфекция, то она бы рожала во втором (так называемом «грязном») отделении. А если Валентина рожала вместе с другой роженицей, то, значит, это было первое – чистое – отделение.
При отсутствии в меддокументах согласия женщины на медицинское вмешательство врач обязана была взять его у родителей…
Сама.
Передача трудных младенцев от одного дежурного врача к другого проводится у постели маленького пациента, а не по телефону, как это было в «азовском инциденте». Один доктор разворачивает ребенка, показывает и докладывает, что произошло за время его дежурства, какие назначения были сделаны, есть ли улучшения или ухудшения. Оба врача должны при этом находиться лично
у коечки ребенка.
В целом акушер со стажем просто шокирована теми подробностями, которые стали ей известны в ходе ее свидетельства в данном уголовном процессе.
Женщина намерена описать этот случай с подробным перечнем всех возможных нарушений, допущенных, по ее мнению, медиками Азовской ЦРБ, и направить «пасквиль» в адрес министра здравоохранения Омской области Андрея Стороженко.
– Когда у тебя на местах работают такие подчиненные, такая «команда», немудрено, что, даже будучи ответственным и грамотным руководителем, можно загреметь
«под фанфары».
Анастасия Добробабина,
менеджер спецпроектов ОПП
Источник: сайт http://omsk-pravo.ru/.
